– Space War, – говорит он. – Первая компьютерная игра в мире. Платформа PDP-1. Создана в 1962 году и повлияла на первое поколение коммерческих аркадных видеоигр.

Он оживился, говорит с вдохновением. Видно, что обожает свои игры и знает о них все.

– Эта комната мне нравится больше всего, – говорю я.

– Спасибо.

– Похоже, ты добился серьезного успеха, раз можешь позволить себе такое место. И платить зарплату всем этим людям.

– Да, я добился успеха. Но мы только открылись. Мы создаем свои собственные игры, но они еще на раннем этапе развития.

– Интересно, – говорю я.

– Да… Пора было расширять бизнес. У меня всегда была масса идей для игр, я их записывал. Думаю, как ютюбер я достиг потолка. Там зверская конкуренция. И мне кажется, сейчас самый подходящий момент заняться собственным бизнесом. Дядя Тони был нашим гуру, он посмотрел все мои видео на YouTube и первым разглядел новые возможности. Он отвечает за рекламу, спонсоров, мерч и все такое. Раньше я был просто парнем, который любил играть в видеоигры, а теперь благодаря ему… я стал… – Он обводит комнату руками.

– Тем же парнем, который любит играть в видеоигры, только постарше, – говорю я.

Он смеется.

– Да, наверное. Парнем, который любит создавать игры. Надеюсь, успешные игры. Тони считает, что мне надо было и дальше заниматься тем, чем я занимался, понимаешь, быть Рустером на YouTube, играть в чужие игры, но мне так хотелось попробовать что-то свое. Я рискнул. И теперь просто обязан преуспеть.

Вдруг все эти бизнес-курсы и вдохновляющие цитаты обретают смысл.

– Ну и как идут дела? – спрашиваю я.

– Честно говоря, медленно. Я надеялся к этому времени уже запустить первую игру. Но все происходит не так быстро, как мне хотелось бы.

– Интересно почему? – говорю я.

Он не улавливает сарказма.

– Наверное, так устроен бизнес, – говорит он.

– Сложно идти вперед семимильными шагами, когда твои работники устраивают турнир по «Pac-Man», наверное.

– Ах это. Ну что же. – Он пожимает плечами, затем оживляется. – Хочешь увидеть пилотные версии моих игр? – спрашивает он с воодушевлением. Он перебирает свои вещи, будто маленький мальчик, который показывает мне свои игрушки в спальне, тараторит о своих идеях и о том, что их еще нужно доработать, но они почти готовы, и, пожалуйста, честно скажи, что ты думаешь, а вот здесь надо реалистичнее изобразить кровь и кишки, и вообще изначально я хотел взрывать им головы, но, знаешь, в стиле Тарантино, и сделать мультяшную рисовку, без лишнего реализма, потому что возрастные ограничения еще не понятны, мы до сих пор не решили. А звуки для этого персонажа мы взяли с измельчителя пищевых отходов в кухонной раковине, а этот парень срисован с моего учителя по физкультуре – настоящее чудовище.

И так далее. Быстро просматривает свои USB и CD, открывает и закрывает какие-то штуковины, меняет настройки сначала одним пультом, потом другим.

Мне пора возвращаться на работу, но так не хочется. Даже грузовик с аварийкой не смущает меня. Я кладу голову на мягкий кожаный диван и закрываю глаза, а он садится рядом со мной и играет, объясняя, что потом будет лучше, чем сейчас, а этому типу добавим мышц, шею потолще, и, наверное, лучше сделать его лысым, может, с татуировкой на голове. Здесь будет паутина, или паук, или что-то – пока не знаю. А сюда добавим другую музыку, и этот парень будет девушкой, а ту машину заменим на вертолет с опцией трансформации в катер, а здесь будет сумка с инвентарем, а тут бомба, но не такая, а совсем другая.

Я могу сидеть так весь день. Напоминает мне Рустера из видео, которые я смотрела на поезде из Керри; вот же он, живой и настоящий, говорит так же быстро и воодушевленно, не переводя дыхания. Столько слов, и слишком мало времени, чтобы сказать их. Он вырос, но только внешне. Голос стал ниже. Но энтузиазм тот же, детский. Вдруг он умолкает, и я открываю глаза. Он смотрит на меня.

– Тебе скучно? – спрашивает он тихо.

– Вовсе нет. Просто похмелье.

Он улыбается.

– Хотел бы я знать, чем ты занималась вчера вечером.

Думаю о парне, с которым ушла из бара. Не могу вспомнить его лицо. А вот другие части вспоминаются. Меня тошнит.

– Нет, – говорю я, – лучше не надо.

– Он был настолько плох? – догадался он. – Встретишься с ним снова?

Я смотрю на него внимательно. Что бы он подумал обо мне, если бы я сказала, что переспала с незнакомым человеком – парнем, которого я не знаю, чье имя я не помню. И далеко не первый раз. Что бы он подумал, если бы я сказала ему, что позирую обнаженной за деньги. Я внушила бы ему отвращение, разбила вдребезги его невинный маленький геймерский мирок. Питер Пэн играет с потерянными мальчишками. Но в нем самом тоже есть что-то потерянное. Рядом с ним я чувствую себя как дома.

– Что? – спрашивает он.

Наши лица так близко, что я ощущаю его дыхание на своей коже. Теплое. Пахнет кофе.

– Мне вдруг представилось, что ты Питер Пэн, который хочет повзрослеть, но это как обоюдоострый меч. Ты должен сохранить частичку своего детства, частичку своего воображения, чтобы придумывать все эти игры, но при этом ты должен повзрослеть, иначе лучший вид из окна ты всегда будешь дарить другим людям.

– Ух ты, – говорит он почти шепотом. – Ты меня урыла.

– Даже не думала.

Он молчит. Я не знаю, что у него на уме. Очередное оскорбление в мой адрес? От него всего можно ждать. Но я не боюсь. Я знаю, что на этот раз в его словах не будет ни капли злости.

– Ты напилась, потому что расстроилась из-за вчерашнего, – спрашивает он, – из-за того, что случилось на почте?

– Наверное.

– Опять я виноват, – говорит он, досадуя на себя.

Я не стараюсь его переубедить, у меня нет сил успокаивать его и распутывать все его клубки замороченной чувствительности.

– Кому было адресовано письмо, которое ты порвала? – спрашивает он.

Я вздыхаю.

– Моей маме.

Он ждет продолжения. Смотрит на меня своими васильковыми глазами. Жаль, что он прячет их под этой идиотской бейсболкой.

– Я росла без нее, – объясняю я. – Она ушла, как только я родилась. Меня воспитывал папа. Я никогда не скучала по ней, даже не думала о ней толком. То есть думала, но не так, чтобы мечтать о встрече с ней. Когда я, например, попробовала рахат-лукум и мне понравилось, а всем остальным нет, я подумала, нравится ли он маме. Или, когда я смотрела сериал, я думала, понравится он ей или нет, и, может, сейчас, в эту минуту, она смотрит его и мы видим и слышим одно и то же. В таком духе. Но я никогда не мечтала о ней. Никогда не нуждалась в ней. А теперь все вдруг изменилось. Она нужна мне.