Шрифт:
Закладка:
Да.
Наверное.
Но мне все равно отчего-то грустно. Может, оттого, что мясо закончилось? Впрочем, княжич мне подсунул коробочку с пирожными. И грусть ушла. Некоторое время мы просто молчали, а потом я заговорила. Он не спрашивал, не пытался вызнать, что да как.
Он просто сидел.
Пил чай.
А я…
Про змеедеву.
И того, кто лежит в могиле тысячу лет. Про дуб. Поляну. Источник, в который я провалилась. Про… историю, что случилась в незапамятные времена, но еще не закончилась.
— И вот…
Я вытащила из кармана монетки, которые положила на стол. Если княжич и вправду историк, то пусть глянет.
— Это я на поляне нашла. И еще…
Я вышла и вернулась с камнями, которые так и лежали в косметичке. Истаять не истаяли, как положено сонному мороку, да и на вид оставались такими же плотными.
— Я утром нашла, когда вы меня разбудили.
— Извините, — Лют разглядывал монетки, сгорбившись, согнувшись так, что еще немного и спина переломится. — Я не хотел.
— Да ладно…
— Это арабский куфический дирхам, — пояснил княжич.
— Старинный?
— Весьма. На самом деле тут нужен специалист, я могу определить, что за монета, но и только. Дирхамы в свое время широко использовались и не только в Халифате. Они постепенно распространились и в Европу, и на Русь… — он отложил монету.
— И дорогая?
— Возможно, очень. Но, может, что и нет. Зависит от того, когда и где была отчеканена. И в каком количестве. Там множество нюансов…
Знакомых специалистов по арабским дирхамам у меня нет.
— Если хотите, я могу… фото отправить?
— Почему бы и нет, — продавать я её не собиралась, но ведь интересно же. — И вот.
Я высыпала камушки на стол.
— Вообще нормально, что сны становятся… как бы не снами?
— Нет, — княжич подвинул один к себе и осторожно поднял. — Изумруд… и насколько вижу, довольно чистый. Опять же, нужен ювелир, чтобы ценность определить, но камень довольно крупный. Вообще тут важен не только размер, но и равномерность окраса, цветовая палитра, наличие и отсутствие трещин. Их порой сложно разглядеть…
Не нормально. Я ведь и сама понимала, что не нормально.
— Не говорите об этом никому, пожалуйста, — Лют подвинул камни ко мне, а монеты выложил рядом. — Если захотите продать, то… обратитесь к деду. Он поможет. Просто…
Он сделал фото и перевернул монеты.
— Могут возникнуть ненужные вопросы…
Ну да, где вчерашняя сирота взяла пару драгоценных камней немалого размера. И древние монеты. Про клад соврать?
— А по поводу нормальности… мне нужно кое-что проверить.
— Не сходится, — я накрыла камни ладонью. И монеты, который княжич придвинул, тоже.
— Что?
— Я вот думала… думала и думала. Вот ведьма легла под землю и там связана, то ли жива, то ли мертва. Своего мужа… она тоже прихватила. Оба лежат не живы и не мертвы, но сдвинуться с места не способны. Город? Затопило. Ладно. Но откуда тогда взялись Афанасьевы? Те, кто хранил этот источник, поляну…
— Их дитя?
— Логично бы. Но там ребенок был примерно годовалым… да.
Я мысленно прикинула. Да, родилась эта девочка в Ведьмину ночь, и город тоже затонул в Ведьмину ночь. Украли ребенка чуть раньше. Стало быть, годик ей.
— Может, после вернули? — предположил Лют.
— Может. Но как рассказали? Научили?
— А уверена, что рассказали? — поинтересовался княжич. — Ведьмина сила, сколь знаю, если есть, то есть. Её запереть сложно… забрать — да. Допустим, девочка была, жила, росла себе. А потом сила пробудилась и позвала. Притянула к роще.
— И Упыревке?
— Именно. Ведьма поселилась в деревне. Чувствовала наверняка связь свою с местом.
Логично.
Но…
— Мне они являлись. Те женщины… и еще вот змеедева. Если мне, посторонней, она явилась, то собственную внучку точно бы отыскала. Почему не рассказала ей все? Ведь могла же.
— Могла. Наверное.
— Наверное?
Княжич пожал плечами.
— Здесь никогда нельзя узнать точно. К сожалению, дети великих давно уже не заглядывают в мир. Или научились прятаться. Главное, что даже по легендам, по летописям их жизнь окружена массой условностей. Скажем, они не могут выходить в Явь, когда им вздумается. Та же Ведьмина ночь известна прежде всего тем, что стирает границу миров. Соответственно отворяет запертые двери и впускает в наш мир тех, кому в иное время путь сюда заказан. Но это самый очевидный пример. Ограничение на время. На условия… скажем, на полную луну или новорожденную, которая должна прийтись на первую декаду месяца. Последнюю. Цветение папоротника…
— Папоротники не цветут.
— Ну да, знаю. Это для примера.
— Я поняла. Но…
Она говорила, что есть один день в году. И одна ночь, когда я по неосторожности погадала на жениха… чтоб я еще раз когда-нибудь.
— Кроме того вполне возможно, что она говорила, но тогда была жива обида. На отца ли, за мать. Девушка могла просто-напросто отказаться помогать. Или не отказаться.
Он задумался.
И в задумчивости принялся водить ладонью по волосам, ото лба к макушке и обратно. Светлые вихры вставали дыбом, и вид у княжича был презабавный.
— Это ведь не так просто… смотри, тут все смешалось. Византийский артефакт, который запер природную ведьму. Заметь, очень сильную природную ведьму, а значит, и артефакт серьезный… хотя кое-что становится понятным, теперь.
Мне вот не очень понятно.
— Проклятье этой ведьмы. Силы, вышедшие из-под контроля. Город затонул. И если так, то люди погибли, а это могло трактоваться, как жертва. Те боги, они ведь…
Не все были добры.
Знаю.
О том не принято говорить вслух, но жертвы приносились. И весьма часто такие, что… в общем, да. Могло бы. Целый город. Люди… сколько их было? Тысячи? Мужчины и женщины. Старики, дети… те, кто оказался не в том месте, не в то время. Те, кто не был причастен ни к княжеским играм, ни к ведьминой обиде.
— В общем, души могли стать закладом. А перебить его… не всякому дано.
Он произнес это тихи и виновато.
То есть, они могли пытаться, те, кто жил после, и наверняка пытались, но что-то да не выходило. А теперь вот время почти иссякло, потому что тот, кто лежит в могиле, он почти умер.
А с ним уйдет и ведьма.
И…
— Что тогда случится? Если эти двое… — я замялась, не понимая, как правильней сформулировать вопрос. — Если они умрут?
— Не знаю, — княжич вытянул ноги. — Может, что и ничего.
Вряд ли.
Спинным мозгом чую, что так легко все не обойдется.
— А может… они ведь давно тут. Источник этот. Роща запретная… дед про нее мало знает. Наина про рощу говорить не любила. И не говорила. Никогда. Да и вела себя… когда стало ясно, что род вот-вот оборвется, она же не особо обеспокоилась. Почему? Ведь если хранитель нужен, то она должна была бы искать. Хоть кого-то. А она… к ней приезжали в гости, особенно, когда стало известно о смерти дочери.
Потому что нормальные ведьмы, в отличие от меня, знают, что ведьмак силу не наследует. И род не продлит. А сила у Наины была и немалая.
И этой бы силой по уму распорядиться.
И… и обязана она была назначить преемницу. Научить её. Отвести на поляну заповедную, дубу представить. Рассказать, показать… а она тянула.
До последнего.
Потом и вовсе умерла, что совсем уж предосудительно, если так. Неужели, не понимала, что возможно такое? Не верила? Или… все-то понимала и верила, но… не находила никого по нраву? А Афанасьев взял и нашел?
Меня вот?
Тоже слабо… и главное, не идут из головы те слова, про дитя… проклятое. Почему? Кем?
— Мне кажется, что если не разрубить этот узел, то после смерти тех, кто проклятье наложил, источник уйдет. И ладно, если пересохнет по-тихому, но… история знает случаи, когда источник умирал мучительно, забирая жизни у всех, кто рядом, — княжич поднялся. — Вы… простите, но я должен поговорить с дедом.
А я с Афанасьевым.
И не важно, что третий час ночи и нормальные люди спят. Но он должен ответить! Должен хоть что-то рассказать, показать…
Афанасьеву было плевать на его долг. И трубку он не взял. Точнее в трубке приветливый
