— Надо же, какая щедрость! — удивилась Офелия, но я нисколько не рассердилась на ее вечный скептицизм и насмешки. Она наклонилась и втянула носом сладкий аромат ландышей. — С извинениями? За что? Такой букет может искупить любой проступок. И ваза, да она же стоит не меньше ста фунтов! Кто это прислал? Макс Фрэншем! — воскликнула она, взяв у Корделии открытку. Несколько минут она осмысливала новость, а затем взяла вазу и сказала: — Лучше всего поставить их на столе в гостиной. Самое подходящее место. А ты, маленькая глупая девчонка, — она с улыбкой повернулась ко мне, — послушайся моего совета и никогда не заводи романы с женатыми мужчинами. Это всегда плохо кончается.

Я не могла поверить своим ушам — Офелия вдруг решила читать мне мораль. Она всегда нападала на женщин, которые провоцируют мужчин на измену и плетут адюльтерные интриги. Но еще больше она порицала мужчин, способных к романам на стороне.

— Они почти никогда не оставляют своих благоверных и, как псы, всегда возвращаются к своей блевотине, можешь не сомневаться. Им нужна жена, которая будет стирать их трусы и поздравлять с Рождеством, как когда-то это делала их дорогая мамочка. Но если уж, не дай Бог, какой-нибудь из этих мерзавцев и решит развестись, то всю жизнь будет доставать тебя упреками и своим чувством вины. И каждый раз, когда его жена будет звонить ему, а она непременно будет звонить каждую неделю, ты будешь выслушивать его нытье — он будет каяться в предательстве, которое совершил ради тебя.

Офелия даже покраснела от возмущения, произнося эту речь, и по всему было видно, что она уверена в своей правоте.

— Я совсем не собиралась заводить с Максом роман, — успокоила я ее, раздраженная таким бесцеремонным вмешательством сестры в мою частную жизнь.

Но ни Корделия, ни Офелия, как ни старались, не могли скрыть любопытства по поводу моих отношений с новым поклонником. О Максе существовало устойчивое представление, что он является маминым другом, об артистическом таланте которого она, однако, была невысокого мнения.

— Он довольно симпатичный, — сказала мне мама, до сих пор скрывавшая лицо под вуалью, — но, на мой взгляд, слишком избалованный. Я бы выбрала мужчину более солидного.

Ронни при этом выпятил грудь и важно прошелся по комнате.

— Но, — продолжала она, — у Макса есть чему поучиться, он человек опытный. Девушки, которые унаследовали огромное состояние, могут позволить себе быть невинными и глупенькими, интересуясь только комнатными собачками и теннисным кортом, но тебе, Хэрриет, не пристало прятаться от жизни и закрывать глаза на ее не очень приятные стороны. Именно поэтому Макс может оказаться для тебя неплохим учителем, но слишком доверять ему не стоит.

Она вышла из комнаты раньше, чем я успела возразить ей и сказать, что не считаю возможным вступать в близкие отношения с Максом.

— Не принимайте это всерьез, — посоветовал мне Ронни, — она слишком устала и изнервничалась. Конечно, Макс Фрэншем — не подарок, но дареному коню в зубы не смотрят.

— Почему ты ничего не рассказала мне о нем? — с обидой спросила Порция, после того как Корделия растрезвонила ей о моей вчерашней встрече.

— Потому что рассказывать было не о чем. Мы всего лишь ужинали вместе — и все. Неужели мужчина и женщина не могут встретиться и просто поговорить? У него есть жена, которой он дорожит, и я вовсе не считаю, что он питает ко мне какие-то чувства.

— Ну да! — возразила Корделия. — Все видели, какой букет он прислал тебе.

Она указала на вазу с ландышами, благоухавшими на всю гостиную.

— Хэт! — воскликнула Порция. — Ты обманщица! Думаешь, я поверю твоим словам после этого? Никто не станет посылать такой подарок, если у него нет интереса.

Мне не хотелось продолжать этот глупый разговор и выслушивать бестактные советы относительно того, как мне наилучшим образом воспользоваться вниманием Макса Фрэншема, дабы извлечь из этого материальную выгоду. Поэтому, не говоря больше ни слова, я вышла из гостиной и удалилась к себе в комнату.

Я окинула взглядом свою маленькую комнату, больше похожую на монашескую келью, и надела мантию, чтобы хоть немного согреться. У меня в столе хранилась небольшая коробочка конфет и цукатов, напоминавшая о лучших временах. Только благодаря кулинарным талантам Ронни скудость нашего теперешнего рациона была не так ощутима, но о былых роскошных трапезах, устраиваемых Марией-Альбой, оставалось только вспоминать. Я надеялась, что сладости поднимут настроение и помогут пробудить мои совсем было угасшие поэтические способности.

Я пыталась написать хоть пару строчек, но мне это никак не удавалось. Я съела несколько конфет и, едва удержавшись, чтобы не расплакаться от непонятной тоски, посмотрела в окно. Даже теперь мне было нелегко прочесть его снова, хотя содержание я помнила почти наизусть. Это письмо, которое он написал, когда мы только познакомились. В нем он объяснялся мне в любви и уверял, что думает обо мне днем и ночью. Я болела целую неделю, и мы не могли с ним увидеться, но он скучал по мне и даже приложил к письму цветок шиповника, который я положила в книгу «Тяжелые времена» Диккенса. Хотя Додж не читал романов, мне казалось, что это произведение могло бы ему понравиться.

Когда я получила от него последнее письмо, то чувствовала себя такой несчастной, что не могла без слез вспоминать о наших отношениях. Но, как ни странно, вскоре эта боль стала утихать, острота обиды притупилась, и я перестала сокрушаться из-за того, что наш роман подошел к концу.

Гораздо больше общего у меня с Максом. Я была ему признательна за великолепный подарок, хотя он и поставил меня в весьма неловкое положение, — в моей семье это истолковали как доказательство интимной близости между нами.

Мои мечты омрачались только мыслями о Каролине — я запомнила ее шикарно одетую, со скучающим видом сидевшую за столом на прошлом дне рождении мамы. Тогда она вовсе не показалась мне несчастной; и вообще, ее образ никак не вязался со всем, что рассказывал о ней Макс. Самоубийство, депрессия, одиночество… Я посмотрела на Марка-Антония, лениво потягивавшегося на постели. Нет, как бы то ни было, я не должна больше обнадеживать Макса, внося еще большую сумятицу в его супружескую жизнь.

— Хэт, — позвала Порция из-за двери, — Макс просит тебя к телефону.

— Скажи, что меня нет дома…

— И какой приговор? Жаль, что меня там не было… — Хотя отец был коротко острижен и бледен, выглядел он бодрее, чем в прошлую нашу встречу. Глаза его светились от радости; и мне очень хотелось