– Как никогда! – И он наливает ей еще воды.

– Эта – гениальная… Вот… перед нами город, и вдруг все дома превращаются в коробочки с леденцами, и на последней написано: «Ла Луна, Ла Луна, город сладостей!»

Теперь свой стакан выпивает Алессандро. И Ники наливает ему еще.

– Ну так что? Тебе не понравилось? Ты что-то скис.

– Нет, я думаю. Идея неплохая. Но немного смахивает на ту жвачку, которую актер кладет в рот и она сгибается в дугу – это мост, Бруклинский мост.

Ники стучит кулаком по столу:

– Ну вот, и эту у меня украли! Да, но идея с городом все же другая!

– Да, немного другая, но напоминает ту, а нужна совсем новая.

– Блин, ну и трудная у тебя работа… я думала, не так сложно будет…

Алессандро улыбается:

– Если бы она была такая легкая, смог бы я купить себе машину, которую ты поставила себе целью полностью раздолбать?

Ники минуту размышляет.

– Да, но тогда у тебя мог бы быть мой скутер, и ты научился бы прыгать на волнах! И может быть, ты мог бы заезжать к Мастино и есть кучу вкусных вещей.

– Это точно. – Алессандро улыбается ей. – Зато я встретил тебя.

– Это верно. Тогда у тебя прекрасная работа. Ты просто счастливчик.

Они смотрят друг на друга чуть дольше, чем обычно.

– Слушай, Ники…

В этот момент звонит его телефон. Ники фыркает.

– Снова с работы… Нет, это мой друг. Слушаю, Энрико.

– Привет, я не помешал? Как там дела с Тони Костой?

– Пока никак.

– Что значит «никак»? Он отказался от работы? Он слишком дорогой? А?

– Да нет, я еще к нему не ездил.

– Как – еще не ездил? Алекс, ты что, не понимаешь? Мне плохо, очень плохо. Каждая минута для меня – пытка! Ты где сейчас?

– У меня собрание.

– Как – собрание? Ты же не в офисе! Я только что туда звонил.

– Я на выездном собрании. – Алессандро посматривает на Ники. – За городом получается креативнее.

Энрико вздыхает:

– Хорошо, я понял. Прости, дружище. Прости. Просто ты единственный, на кого я могу положиться. Прошу тебя, помоги мне.

Алессандро по голосу чувствует, в каком отчаянии Энрико. И становится серьезным.

– Хорошо, ты прав. Это ты меня прости. Я сейчас же туда поеду.

– Спасибо, ты настоящий друг. Созвонимся.

Энрико вешает трубку. Алессандро берет с колен салфетку и кладет ее на стол.

– Нам надо ехать.

Он собирается встать, но Ники, взяв его за руку, останавливает.

– Хорошо, сейчас поедем, но ты хотел мне что-то сказать…

– Когда?

– Перед тем, как зазвонил телефон.

Алессандро прекрасно понимает, о чем она говорит.

– А, перед тем…

– Да перед тем.

– Да ничего такого.

Ники сжимает ему руку.

– Неправда. Ты сказал: слушай, Ники…

– А, да, верно. Слушай, Ники. – Алессандро оглядывается вокруг. – Да, вот что я хотел сказать… Слушай, Ники, я счастлив, что познакомился с тобой, мы провели прекрасный день, и ты уделила мне столько времени… И это здорово… особенно когда видишь вот такие вещи… – Он указывает на что-то за ее спиной.

Ники оборачивается.

– Вон та?

– Да, та.

Они смотрят на железную сетку, внутри которой синяя бумага, и оттуда торчит гипсовый шест.

– Вам нравится? – К ним выходит Мастино. – Это называется «Море и скала». Красиво, правда? Это скульптура одного художника, Джованни Франческини, он молодой, но, по-моему, далеко пойдет. Я кучу денег за нее заплатил. То есть, можно сказать, я вложился в него. На самом деле денег я не платил, но он постоянно приезжает сюда поесть на халяву благодаря этой скульптуре… То есть уже можно сказать, что он дорогой художник…

Алессандро улыбается:

– Вот видишь, без тебя я бы никогда не увидел «Скалу и море».

Мастино поправляет:

– «Море и скалу»…

Алессандро, улыбаясь, достает портмоне:

– Сколько я вам должен?

Ники вскакивает и засовывает ему портмоне обратно в карман.

– Масти, запиши на мой счет…

Мастино, улыбаясь, убирает со стола.

– Уже записал, Ники. Возвращайся скорее.

Алессандро и Ники идут к выходу. Ники останавливается перед скульптурой:

– «Море и скала»… Знаешь, не люблю я.

– Что, скульптуру?

– Нет, когда врут.

Глава тридцать вторая

«Мерседес» быстро едет по автостраде. Спокойный день, в который один человек попробовал испытать чувство свободы: уделить себе время. Но не всегда получается принять подарок даже от самого себя.

– Отвезти тебя к скутеру?

– И речи быть не может. Это наш день. И потом, я все еще думаю над твоими леденцами.

Алессандро кидает на нее взгляд. Ники открыла окошко, и ветер играет ее легкими волосами. В руках у нее лист бумаги, ручка зажата во рту, как сигарета, она погружена в мысли о рекламе. Вдруг она улыбается и что-то пишет на листке. Алессандро пытается подсмотреть.

– Не смотри. Я отдам тебе, только когда закончу.

– Хорошо. Окончательный вариант.

– Что?

– Так называется, когда работа закончена.

– О’кей, когда закончу, покажу тебе окончательный вариант.

– Молодец, может, ты и впрямь подашь мне хорошую идею. И я смогу больше уделять себе времени!

– Вот увидишь, я придумаю. И стану музой – вдохновительницей рекламы леденцов.

– Хочется надеяться. – И он, включив поворотник, сворачивает на улицу Казилина.

– Эй, куда мы едем? Мы с автострады съехали…

– Надо в одно место заехать. Поручение друга выполнить.

– Который тебе звонил?

– Да.

– И о чем речь?

– Все-то ты хочешь знать. Не отвлекайся, думай о рекламе.

– Ты прав.

Ники снова начинает писать что-то на бумаге, а Алессандро, следуя указаниям навигатора, доезжает до улочки, пересекающей улицу Казилина. По краям дороги стоят старые ржавые машины, у некоторых разбиты стекла, у других сдуты шины. Сломанные бачки для мусора, вокруг валяются коробки, пластиковые пакеты, процарапанные бездомными котами, отчаянно пытающимися слезть со своей строгой диеты.

– Вот, приехали.

Ники оглядывается по сторонам.

– Э, что у тебя за друзья? Какое они имеют отношение к таким местам?

– Это особое поручение.

Ники смотрит на него с подозрением:

– Смотри, как бы сюда не заехали твои друзья-карабинеры и не арестовали бы нас за наркотики… и поди объясни потом моим родителям, что я просто тебя сопровождала…

– Какие наркотики! У меня тут совсем другое дело. Сиди в машине, я тебя закрою, и когда я вернусь, нажмешь эту кнопку.

Алессандро выходит из машины и, направляясь к парадной, слышит шум закрывающегося замка. Он улыбается. Потом ищет имя на домофоне, думая о своих «друзьях-карабинерах» и о том, что они действительно