— Мы ее и не нарушили, — не унимался Микроб и был полностью прав. — У нас выходной? Да. Мы совершеннолетние? Да. Значит, вольны делать, что захотим. Мы не пили и не употребляли, не делали ничего противозаконного и утром готовы к тренировке. Что не так?

— Мы же не в детском саду! — поддакнул Игнат.

— А мне насрать! — Киря опять припечатал пятерню к столу, но теперь слабее. — Ваша выходка о чем говорит? Что вы наплевали на риски. А значит — и на свою карьеру. И мне это очень… ОЧЕНЬ не нравится!

Я считал его главное желание: он хотел домой, потому что ему надоело тут нас нянчить. Ну хоть выгонять не хочет, и на том спасибо. Если чисто юридически, то Микроб прав: мы вольны делать что угодно в свой выходной. Но и Киря прав: мы пренебрегли рисками и влезли в авантюру. Подробностей-то он не знает, и знать их ему незачем.

Подумав немного, Кирюхин смягчился и сказал:

— Не знаю, что вам надо забрать, заберете в свободное время. Это завтрак, обед или ужин. Пропуск тренировки повлечет за собой исключение. Все поняли?

Мы закивали, хотя лично я не понял, будет ли иметь последствия этот разговор. Если бы Киря собрался нас выгнать — сказал бы. Или хочет решение придержать, потому что иначе оставшиеся три дня мы будем делать что хотим и разлагать дисциплину?

— Ну тогда идите!

Дружной толпой мы вывалились в коридор, где я на миг забыл о косноязычии и предложил:

— Разобьемся на тройки, кто-то поедет за документами вместо обеда, кто-то — вместо ужина. Оставшиеся забирают еду…

Клык поджал губы и покраснел, в итоге не выдержал, захохотал. Потому что я блеял несуразицу, когда самому казалось, что все в порядке.

— Вместит обед! А-ха-ха! Вместит ужин! Жаль не записал! Вы не удивляйтесь, у него после вчерашнего язык заплетается.

— Да он гонит, — не поверил Жека.

— Так и есть! Зуб… Клык даю! — подтвердил Ромка.

— Что-то ты сегодня разговорчивый, — заметил Игнат. — И в телефон не тупишь. Заболел?

— Пытаюсь завязать, — улыбнулся Клыков и обратился ко мне: — Так что ты, Саня, сказать хотел?

Я достал лист бумаги и изложил мысль письменно, добавив, что в первой тройке поедем я, Клыков и Микроб, остальные заберут причитающийся нам обед в номера.

— А че это я вместо ужина поеду? — возмутился Погосян, читая мою запись. — Я вместо обеда хочу!

— Ты как маленький, — проворчал Микроб. — Езжай вместо меня, хрен с тобой.

В коридор ввалилась гудящая толпа основного состава. Все смолкли, увидев нас, и на лицах футболистов проступила неприязнь.

— Что вы там задумали? — прогудел основной вратарь, Кониченко, поравнявшись со мной, попытался вырвать лист, но я вовремя отдернул руку.

— Схемы рисуете? Ну-ну. Все равно не поможет, — улыбнулся он. — Тот ваш выигрыш — случайность.

— Если так, — буркнул Микроб, — значит, правда, что тогда на всю команду напал понос?

Мика захохотал. Получил предложение разукрасить вторую щеку, но это ему лишь придало дерзости.

— Сегодня у вас понос начнется, — осклабился Конь. — Прямо на поле. Ха-ха!

Они прошествовали мимо с такой уверенностью, что мне подумалось, а не подсыпали они нам чего в еду? Да нет, не должны, такое им с рук не сойдет.

После были тренировки плечом к плечу с Конем. Я молчал, он агрессии тоже не выказывал.

Слабительное действовать не начинало. Шпала лишь единожды сделал мне замечание и даже похвалил в конце тренировки и поставил в пример Коню и Рашидову:

— Вот, смотрите, без малого месяц, а какой прогресс! А вы все на месте толчетесь!

Симпатии коллег мне его реплика не прибавила, но похвалу Шпалы я счел добрым знаком. Он был непредвзятым: если ругает — значит, заслужил, а уж если на похвалу расщедрился…

Тренировка длилась два часа, сразу после нее Киря погнал нас на часовую пробежку, а потом у нас был обед и час заслуженного отдыха. То есть два свободных часа. Вместе с Клыком и Погосяном мы приняли душ и вызвали такси, заняв немного денег у Матвеича.

По пути в отделение я узнал улицу, на которой расположена чебуречная, но ехали мы с другой стороны, где на частном доме красовалась вывеска: «Клуб единоборств». Интересно, прикрыли ли «Че Буреку»? Впрочем, неважно.

В отделении, слава богу, много говорить не пришлось, мы еще раз подтвердили показания подписями, расписались, что получили личные вещи, изъятые при обыске. Я проверил заначку, спрятанную в чехле мобильного — все было на месте. Погосян, сияя, как медный пятак, нацепил золотую цепь, взятую Хасаном в заложницы.

На все ушло минут пятнадцать, и на той же машине мы отправились восвояси.

Мир заиграл другими красками. Может, тому причиной восстановленная справедливость, а может — бессовестно-солнечный день, пробуждающий в душе весну и заставляющий хотеть странного.

У нас осталось больше часа, и я, доплатив таксисту, попросил его сделать круг по центру Евпатории.

Город открылся по-новому. Странной формы каменные дома на стыках извилистых улочек, золотистые в солнечных лучах стены. Черепичные крыши такие старые, что кое-где поселилась трава. Окошки со ставнями, расположенные над самой землей. Булыжные улицы такие узкие, что двум машинам не разъехаться. Все миниатюрное, чистое, выдержанное в едином стиле, и ни одной высотки поблизости. Так и кажется, что вот-вот машины исчезнут, и появится караим, ведущий осла, навьюченного кувшинами с вином. Или — с молоком. Не суть.

На периферии высоток сколько угодно, но и они не панельные, а эстетичные белые типа сталинских в Москве, со шпилями, башенками, флюгерами и фигурными балконами. Центр остался старинным, словно материализованным с какой-то гравюры. Вовсе не таким показался город, когда мы прибыли на вокзал. Точнее — показалась, потому что, если у города есть душа, у Евпатории она точно женская и точно находится не на вокзале.

На обед мы не успели. Переоделись и сразу же отправились на поле, на полпути я сообразил, что оставил телефон на подушке, вернулся за ним, а когда собрался выходить из спальни, услышал голоса в пустом коридоре: недовольный и громкий — Кирюхина, тихий извиняющийся — Сан Саныча. Сказав что-то невнятное, Кирюхин Саныча обматерил — так зычно и разборчиво, что аж стены задрожали и покраснели.

— …ты тренер! Ты должен их строить, а не зады им подтирать! Не справляешься, Саня! — В этот момент Киря, наверное, укоризненно покачал головой. — В бане они, да-да. Вот какого хрена ты их прикрываешь? Такое надо пресекать, а не поощрять!

Саныч что-то возразил, и Киря продолжил:

— Ты им не приятель! Ты — тренер, тебя уважать должны. Твоя функция — предотвращать чрезвычайные ситуации, а не покрывать. Так они тебе на голову сядут. Да уже сели! Творят, что хотят!