Шрифт:
Закладка:
Он кивает. Мы начинаем смотреть кино, когда снова звонит телефон.
– Брагин? Это Артюшкин. Не забыл ещё?
– Ага, забудешь вас, – отвечаю я, сразу вспоминая его жёлтые прокуренные усы.
– Вот и правильно, – говорит он. – Тебе меня забывать никак нельзя. Я ведь вообще сейчас для тебя главный человек на этом свете. Докладывай, есть новости?
– Серьёзно что ли? Вот так просто возьму и доложу? Я не один вообще-то. Я могу с вами разговаривать в будние дни только в рабочее время. Так что давайте завтра созвонимся.
– Ты смотри, Брагин, сильно-то не наглей. Ты у меня…
– Мальчики! – раздаётся с кухни. – Идите ужинать.
– Сейчас, мам! – кричу я, прикрыв трубку ладонью, а потом добавляю для капитана. – Не могу сейчас, прошу прощения. Завтра поговорим.
– Ты с кем там опять? – спрашивает мама.
– Да, Серёга звонил.
Мы с Трыней идём на кухню. Сегодня у нас жареная картошка с котлетами из кулинарии и тем самым болгарским перцем, фаршированным овощами.
Ничего особенного, но Трыня наминает с удовольствием. Мама во время ужина мучает его вопросами о интернатском быте. Он отвечает сначала неохотно, а потом будто бы расслабляется и уже сам начинает рассказывать всякие истории.
Мама наливает нам чай и выходит из кухни, оставляя на столе пряники и сухари. С ними он тоже не церемонится. Когда мы заканчиваем и выходим в комнату, она выносит из спальни стопку одежды.
– Андрюша, я тебе подготовила два свитера, пару рубашек и брюки. Это Егоркины. Вещи очень хорошие и практически новые, но ему уже маленькие. Возьми, пожалуйста, надеюсь, тебе они подойдут. А если не подойдут, подаришь ещё кому-нибудь из ребят. Хорошо? Ты не против?
Он смущается, но совсем не возражает против такого дела. Вскоре Трыня начинает собираться и я выхожу вместе с ним.
– Пойду с Раджем погуляю, – говорю я маме.
Я спускаю пса с поводка и пока он носится по снегу, беседую с Андреем:
– Ну что, как там у вас обстановка? Про Джангу слыхал?
– Слыхал, конечно, – кивает он. – Сказали, ты его чуть не убил.
– Да ну, врут. Это он чуть не убил батю моего.
– Ага, про это тоже слыхал.
– Слушай, – останавливаюсь я и поворачиваюсь к нему. – Ты мне объясни, почему вы тогда хотели напасть? Помнишь, когда в кино ходили? Как-то тупо это было, будто впопыхах. Что за хня такая?
– Ну так и было в натуре, – соглашается он, – впопыхах. Там, короче, Каха, сказал Джанге, что ты его, ну… как сказать, короче, ты сказал, что Джанга петух конченый. Ну и у него от этого крыша поехала. Я пошёл типа за тобой следить, ну, когда в кино ходили, а он встретился с Кахой. Каха уезжал за город в санаторий вроде. Он сказал Джанге, что лучше всё решить в его отсутствие, чтобы ему не палиться, потому как на него мусора могут подумать.
– Вот же чмо.
– Ну и, мы тогда из кино вышли, а он поджидал уже у дома, и ещё там один с ним был. Короче, мы в сторонку отошли, а он говорит, щас его валить надо. Я говорю, ты дурак, Джанга, какое валить, Каха отметелить велел. А он мне по башке дал. Я ему, ты чё, мол, ничего же не готово, а ему вообще похер. Сейчас и точка. Я так-то мог бы тебя предупредить, а теперь не получалось. Ну я с ним побазарил ещё малёха, чтобы время затянуть. Пока мы там вокруг дома ещё оббежали, я думал ты уже в хате пирожки ешь, а ты стоишь, мля. Ну и вот.
– Да он, похоже, соображает не очень.
– Я тебе говорю, у него крыша в натуре поехала. Там третий наш говорит, мол Джанга, ты чё так напрягся, может он типа правду про тебя сказанул, ну, подколол его, а тот прямо ему чуть глотку не перегрыз.
– А я ничего такого не говорил, вообще-то, – пожимаю я плечами. – Чисто подстава.
– Я так и подумал. Ну он на следующий день снова пошёл тебя пасти по ходу. Как волк небось бродил здесь, поджидал. Я думаю, Каха спецом ему такое втёр. Может, он знает про него чего, и вот натравил на тебя, короче. Ну а там ты уж и сам знаешь. Я хотел предупредить, что он рядом, но в натуре у нас на праздники, как гестапо было. А ещё узнали, что Джанга в самоход ломанулся, ну и вообще там директриса лютовала.
Мы ещё немного говорим об этих событиях, а потом он прощается.
– Спасибо за шмутки, – кивает он.
– Лишь бы подошли, – отвечаю я. – На вот тебе баблишка мальца.
– Чего?
– Деньжат, говорю.
Я протягиваю ему зелёненькую трёшку. Он сначала отказывается, но я настаиваю.
– Радж! – подзываю я пса. – Пошли. Не замёрз ещё? Андрюха, ты от Кахи, по возможности, подальше держись, понял?
– Ладно, – кивает он. – Он, кстати, по тебе отменил задание.
– А когда?
– Сегодня.
Вот же сука.
Нет, надо срочно батю домой забирать, чтобы ей не до меня было.
– Мам, да схожу я, тут идти-то десять минут. Единственное, там ждать, наверное, долго придётся, так что ты ложись спать спокойно.
– Спать? Будто не знаешь, что пока тебя не дождусь, я спать не лягу. Мне на работу ни свет ни заря, а я буду сейчас шизаться, ждать тебя. Тут днём нельзя пройти спокойно, а ночью-то вообще ужас!
– Мам, да никто больше на меня не нападёт, ты чего. У нас практически самый безопасный город в мире, сразу после Амстердама.
Но убедить её не удаётся, и я ухожу с тяжёлым сердцем. Вот ведь, здоровый мужик, дед, практически, а ведёшь себя, как пацан, честное слово… Ну а что, мне в десять часов спать ложиться?
Придя в больницу, я иду не в санпропускник, а прямиком в отделение к Тане. Не то, чтобы прямиком, но я уже знаю, как к ней пробираться, чтобы не попасться на глаза сторожу.
Увидев меня, она тревожно озирается, хватает за руку и тащит в рентген-кабинет.
– Егор! – строго говорит она. – Нам нужно серьёзно поговорить!
14. Если