да есть. Что при тебе, то и дашь. Жить-то больше хочется, чем с ней пойти, так? Крест только нательный не давай, а наоборот, держись за него, что есть силы. Но ведающих она не задевает, только тех, кто не может ничего, и головы на плечах не имеет тоже, если в ночи по деревне таскается.

Тьфу ты. Ладно, домового подкормить, молока налить, баннику пара оставить и что там ещё. А это-то что и откуда?

Но к местным верованиям видимо, придётся относиться с уважением.

- И что, наши гости испугались и убежали?

- Убежали, сегодня уже не придут. Они для Алёнушки лакомая добыча. Мужики – это раз, силы не имеют и ничего не ведают – это два, дураки – это три.

- А что, она к мужикам питает особое пристрастие?

- Ага. В каждом видит или насильника и похитителя, или жениха, который не спас.

- А жених-то почему не спас? В сказке ж полагается, чтоб за тридевять земель пошёл, семь пар железных сапог стоптал, и потом только нашёл.

- Так то в сказке, а тут быль. Из родительского дома Алёнушку украл атаман Живка, лютый он был, никого не жалел. Вроде говорили, что отец наладился было в погоню, да дождались его и порешили. Тому Живке было что таракана задавить, что человека жизни лишить.

- А куда пропасть могла?

- Да куда хочешь. Лес – вон он, море – вот оно. Из моря ни за что не выплывешь, рыбы да раки раньше съедят, чем до дна опустишься. В лесу то самое – если кого встретишь, кто тебя может в гору заманить, или в распадок неприметный, скрытый – вот и всё, больше не воротишься. Да и просто косолапый задерёт, или волки. Если б та Алёнушка умерла честь по чести, да отпели её, или хотя бы молитву над ней прочитали заупокойную – уже хорошо было бы. А так теперь вот бродит, ни ей покоя нет, ни нам.

- И правда… пропадали мужики?

- Ещё как пропадали, - кивала Ульяна. – Дуня, ну хоть ты-то скажи!

- А что сказать, я с ней говорила и жива, - пожала плечами Дуня.

- Как говорила? – спросила хором мы все.

- Как сейчас с вами. Поздно вечером шла по берегу из Косого распадка к себе, и на узкой тропке встретилась. Приготовилась защищаться, не пришлось. Но конечно, поздоровалась да поклонилась, ну и себя оградить не забыла. Преграду-то мою она преодолеть не смогла, да и не пыталась. Поклонилась мне, глазами зыркнула своими невозможно синими, повернулась да и пошла себе. А я подождала, пока она пройдёт, да тоже пошла себе.

Я перевела дух – Дуня выжила, я тоже смогу, если вдруг что. Поздороваться язык не отсохнет, поклониться голова не отвалится.

- Рассказывать ты мастерица, надо тебя на лавку усадить да чаю налить – будешь нас развлекать, а мы мыть дальше станем. Только завтра уже, - сказала я Ульяне.

- А чего на лавку-то, руки вроде пока целы, ноги тоже, - не поняла та. – Рассказывать не кули ворочать, справлюсь. Да и ты, Женевьева, тоже что-нибудь расскажешь – как раньше жила, нам же всем страсть, как любопытно! У нас такого и не видывали, даже Янек, он с далёкого запада, его земли наша государыня царица забрала, он слово супротив неё сказал – и быстро на рудник таёжный поехал. Только сбежал оттуда, не вынес. Говорит – раньше был вельможный пан, а теперь тут стал, как все – рыбу ловит, коптит да солит. Сагудай у него знатный, да сами сейчас пробовали.

Сагудай был хорош, тут ничего не скажешь.

- Ох, бабы. Болтливые вы – деваться некуда. Давайте-ка по домам уже, что ли? – сурово глянула на нас Евдокия. – Будет ещё время покалякать.

- Матушка-барыня, - подал голос Лука. – А можно мы того, тут заночуем? Не хочется попасться этой… Алёнушке.

- Заперли бы нас тут, - подал голос Алёшка, - а утром отперли. Мы никуда и не денемся. И открыть ей не сможем, если вдруг постучит.

- А она ещё и постучать может? – изумилась я.

- Если дверь ей не отпирать, то и не войдёт, так ведь?

А Дуня с Ульяной только переглянулись и плечами пожали.

В общем, на том и порешили – парней запереть, самим разойтись. Вышли на улицу, огляделись – и впрямь на берегу тот самый силуэт с фонарём, и на месте не стоит, ходит. Брр.

- Дуня, ты-то дойдёшь? Или проводить? – я ни разу не была в её доме, но знала, что он совсем в лесу.

- А сама потом как пойдёшь? Я-то тут каждый куст уже знаю и каждую корягу поперёк тропы, а ты?

- А я даже шарик твой задевала куда-то.

- Вот завтра с утра поднимайся и ищи, он редкий и ценный, - пожала плечами Евдокия. – Ну, бывайте, завтра свидимся.

И пошла себе по улице.

А мы с Ульянкой заперли наших парней снаружи, а они ещё и изнутри заперлись на всякий случай, и пошли.

- Ты тоже сама дойдёшь? – спросила я.

- А как же, - закивала та. – Доброй ночи!

- И тебе доброй ночи!

У Пелагеи горел фитилёк в плошке, они с Меланьей и Марьюшкой сидели на кухне.

- Жива, - Марья подскочила и за руки меня взяла.

- А что мне сделается?

- Кто это был-то? – спросила Меланья с придыханием.

- Да убежали они, их Алёнушка напугала.

- Опять вышла? Надо ей хоть поесть выставить, - Пелагея подскочила, собрала на глиняную тарелку хлеба, огурец солёный и кусок пирога, метнулась на двор, со двора за калитку, и там поставила на приступочку у стены.

Вернулась, задвинула толстый засов на калитке и на двери в дом тоже.

- А где Трезон?

- Десятый сон видит, - рассмеялась Меланья.

И теперь уже можно было отправляться спать.

7. Вторая попытка

7. Вторая попытка

Наутро я проснулась ещё затемно, подумала, повернулась на другой бок и заснула опять. Заснула не сразу, потому что лавка жёсткая, хоть я и спала на ней уже сильно не первый день, удобнее она от