Одновременно Непорожний имел хорошие отношения с членом Политбюро, куратором тяжелой промышленности и энергетики Андреем Кириленко, с которым встречался в конце года и, подводя его итоги, планировал большие политические решения на следующий, а также согласовывал кадровые изменения в верхушке министерства. «Дружные», по его собственной характеристике, были у него отношения и с главой Отдела машиностроения аппарата ЦК КПСС Василием Фроловым, который как главный оперативный контролер его министерства со стороны партийных органов «вел себя исключительно благородно в период тяжелых испытаний, которые создавались в работе отрасли»[458]. Это был последний человек в 1976 году, с которым он поговорил по деловым вопросам[459].

Под руководством Непорожнего начался качественно новый этап в отрасли — строительство крупнейших тепловых электростанций, мощностью до 3,6–6,0 млн кВт, оснащенных не имеющими в мире аналогов турбогенераторами мощностью по 200–300 и 800 МВт, работающих на сверхкритических параметрах пара. Среди них Ладыжинская (в Винницкой области. — Н. М.), Славянская, Приднепровская, Криворожская, Углегорская и другие электростанции…

Широким фронтом шло строительство крупных тепловых электростанций с блоками 300, 500, 800 тыс. кВт. Кроме перечисленных украинских, это были Конаковская, Костромская, Рефтинская (Свердловская область. — Н. М.), Ириклинская (Оренбургская область. — Н. М.), Сургутская № 1 и 2, Трипольская (Киевская область. — Н. М.), Молдавская, Тбилисская, Эстонская, Ташкентская, Экибастузская ГРЭС и др. В городах интенсивно сооружались теплоэлектроцентрали, что позволило закрыть десятки и сотни тысяч мелких котельных и электростанций, улучшить экологию[460].

По степени эффективности энергетика была, видимо, самой успешной отраслью, обеспечивающей инфраструктуру[461]. На нее не было такого бесконечного количества жалоб, как на железнодорожников, дорожных строителей, автомобильных перевозчиков или связистов, не могущих устойчиво и бесперебойно предоставлять свои услуги и находящихся в техническом отношении едва ли не в тридцатилетнем отрыве от западных стран. В отличие от авиации или водного транспорта в энергетике сумели добиться трезвого состояния обслуживающего персонала во время работы на опасном прозводстве, а потому для электростанций не были характерны регулярные катастрофы и жертвы[462]. Энергетика не славилась непроизводительными затратами, как строительство, нефтедобыча и транспортировка нефти и газа. Она не задерживала хронически отгрузку продукции и не грозила постоянно социальными проблемами, как угольная отрасль[463].

Наоборот, за 1950–1960-е годы энергетикам удалось реально электрифицировать всю страну, построить магистральные и резервные линии, связывающие энергосистемы различных регионов, привязанных к тем или иным электростанциям, взять на себя обогрев крупных и индустриальных городов. Объем ввода мощностей измерялся в миллионах киловатт. В 1970–1980-е ежегодно вводилось мощностей (то есть строилось и вступало в действие турбин по выработке электроэнергии), пригодных для производства 10–12 млн киловатт[464]. Из них порядка 2 млн в год составляли мощности гидроэнергетики[465], около 2 млн — атомной энергетики и, соответственно, 6–8 млн киловатт — тепловые электростанции.

Все это происходило несмотря на постоянные задержки с поставками оборудования и некачественное его изготовление производителями. Казалось бы, вполне совершенное и эффективное, продающееся даже за рубеж оборудование из-за спешки и слабого контроля страдало от плохой сварки, литья, шлифовки и другого брака, что нередко обнаруживалось при проверке зарубежными и отечественными заказчиками[466].

Минэнерго как действительно крупное и влиятельное министерство, сопоставимое с Минсредмашем по масштабам деятельности, имело собственную строительную и производственную базу, соответствующую мощностям нескольких общесоюзных министерств. Благодаря тому, что строители Минэнерго постоянно перемещались на новые объекты в других регионах страны, их по просьбе Совмина регулярно перебрасывали и на строительство крупных индустриальных объектов вне собственно энергетической отрасли либо просили достроить такие объекты около введенных в действие крупных электростанций. Например, после ввода в действие Братской ГЭС (1966), дававшей огромное количество очень дешевой электроэнергии, Братскгэсстрой в 1960–1970-е годы построил в Братске и Усть-Илимске большое количество крупных предприятий разного профиля, которые использовали эту энергию[467].

Бывший (до 1962 года) глава Минэнерго СССР Игнатий Новиков (начинавший свою карьеру как главный электрик завода, потом директор электростанции) по этой причине в 1962–1983 годах занимал пост главы Госстроя СССР и заместителя председателя Совета министров. Он был типичный «гидрик» 1950-х годов, когда возглавлял строительство ГЭС в Горьком и Кременчуге.

На подобных стройках «гидрики» вырастали во влиятельных людей отрасли[468]. Так, в секторе энергетики Отдела машиностроения ЦК КПСС работал Алексей Марчук — легендарный (в 22 года) автор идеи перекрытия Ангары для строительства Братской ГЭС путем завоза породы на лед[469]. В ЦК в 1973 году он пришел с должности главного инженера строительства Усть-Илимской ГЭС, в 1983 году стал заведующим сектором гидроэнергетики и тепловых электростанций Отдела тяжелой промышленности ЦК КПСС.

Примечательно, как Марчук в интервью рефлексировал насчет отношения его старших коллег к его назначению в ЦК:

Зашел попрощаться с [начальником Братскгэсстроя Иваном] Наймушиным, сказал какие-то слова, собрался уходить. Знал, что он человек занятой. Он говорит: «Подожди, не уходи, может, я что-то полезное скажу». И первый раз у меня был большой разговор с ним. Причем он настолько точно мне характеризовал всю министерскую эту братию, всех заместителей министров, о министре хорошо говорил, удивительно. Я понял, что, конечно, он человек умный, ему нужен был свой человек в ЦК КПСС. Он со мной очень тепло попрощался[470].

Однако в 1981 году по «гидрикам» был нанесен мощный удар. Секретариат ЦК КПСС рассмотрел дело о крупном нарушении при строительстве Колымской ГЭС. Там объявили о пуске к очередной годовщине, притом что водохранилище не было заполнено и через несколько часов после начала работы агрегаты были вынуждены остановиться. За очковтирательство было уволено немало чиновников, включая заместителя Непорожнего по промышленному строительству в 1970–1981 годах Николая Иванцова (руководившего, в частности, успешной постройкой КамАЗа)[471].

Однако по мере роста числа ТЭЦ (а среди них очень мощных ТЭЦ, именуемых ГРЭС (государственные районные электростанции), которые обеспечивали энергией крупные промышленные районы) и угля, и мазута на них стало не хватать[472]. Дефицит стал ощущаться в Центральном, Средневолжском и Уральском экономических районах. Проблема, несмотря на рост добычи нефти в СССР, была заметна уже в начале 1970-х[473]. К середине 1970-х годов Минэнерго стало основным потребителем топлива в стране, в том числе сжигало до 56 % угля и 22 % газа[474]. Сократить потребление топлива было невозможно. На середину 1978 года работавшие на ископаемом топливе ТЭЦ вырабатывали 81,3 % энергии в стране, ГЭС — 16,5 %, АЭС — 2,2 %[475]. Кроме того, СССР начал большой проект