Несмотря на успех подобных крупных проектов, происходившее наращивание добычи нефти и газа, которого требовали и развивающаяся экономика, и внешняя торговля, приводило к необходимости постоянно развивать стратегические мощности по транспортировке и переработке энергоресурсов, то есть нужно было строить новые магистральные трубопроводы, наращивать железнодорожную сеть и количество вагонов-цистерн, сооружать подземные газохранилища, строить новые заводы по очистке и переработке нефти, газового конденсата и газа. И если наращивание добычи долгое время было возможно и стоило относительно недорого, то строительство инфраструктуры по транспортировке и переработке традиционно не успевало. Оно, как любое советское гражданское строительство, не обеспечивалось вовремя поставками материалов в полном объеме, испытывало неожиданные проблемы с природными условиями на месте работ, имело нехватку и текучку квалифицированных кадров. Отставание в развитии инфраструктуры приводило к сверхэксплуатации оборудования, повышению давления в трубопроводах, хранилищах и перекачивающих устройствах, что способствовало износу и авариям[419].

Альтернативный способ доставки топлива традиционно предлагал железнодорожный транспорт, перевозивший около 80 % объема грузов в стране. Однако он во второй половине 1970-х находился в жестком кризисе[420]. О ежегодно не вывозимых МПС миллионах тонн произведенной продукции на протяжении всех 1970-х годов с горечью пишет в своих мемуарах зампред Госплана по транспорту Виктор Бирюков, которому приходилось еженедельно на заседаниях Президиума Совмина слушать разбор ситуации с невывозом очередных крупных партий грузов. Это, как правило, были базовые индустриальные материалы — уголь, руда, черные металлы, лес. Кроме того, ему приходилось принимать участие в работе постоянной оперативной группы по железнодорожным перевозкам во главе с первым зампредом Совмина СССР Кириллом Мазуровым[421]. Бирюков четко датирует начало резкого и затяжного кризиса перевозок серединой 1976 года[422], хотя в реальности он начался раньше — еще весной[423]. Дело дошло до того, что на МПС на октябрьском пленуме 1976 года жаловались руководители крупнейших региональных партийных организаций (Украинской и Краснодарской) и глава Госплана СССР Байбаков[424]. Но это не помогло ни через полгода, ни через год. На «транспортников» и «транспорт» на заседании Совмина СССР от 18 октября 1977 года жаловались трое из двенадцати выступавших[425]. Таким образом, ожидать от МПС, что оно нарастит объемы поставок, было нереально, — под вопросом было, справится ли оно с имеющимися. МПС представляло из себя глубоко архаичное по духу министерство, очевидным образом не просто не готовое наращивать производительность, но теряющее достигнутый уровень.

С 1976 года все это складывалось в нарастающее отставание от запланированных темпов развития по всем группам топливно-энергетического комплекса, кроме добычи газа[426]. Если (как говорилось в первой части, в разделе «Переход к нефтяной экономике») добыча нефти в среднем росла менее чем в два раза (по сравнению с 1970 годом), а производство механизмов с двигателями внутреннего сгорания (ничуть не меняющихся по сравнению с 1970-м по уровню потребления топлива) — более чем в два раза (а то и в шесть, как легковых автомобилей), плюс увеличивался экспорт нефтепродуктов на Запад (в два раза), то отставание от запланированного означало не просто «топтание на месте» или небольшие потери. Это означало, что другие развивающиеся отрасли промышленности и хозяйства (а только автомобилей в стране прибавлялось на 1 млн штук в год) не получат необходимого количества топлива, что города и промышленные поселки столкнутся с проблемами с освещением и отоплением.

Всего в СССР к концу 1970-х годов ежегодно вводилось 11 млн киловатт энергетических мощностей, из них 2 млн киловатт составляли мощности атомной промышленности, остальные 9 — тепловой и гидроэнергетики[427]. Ежегодный прирост потребностей котельных для жилых и производственных нужд во второй половине 1970-х составлял 3,6 %, моторного топлива — 3,5 %[428].

Минэнерго как минимум с 1976 года било во все колокола на совещаниях в Совмине, Кремле и ЦК о том, что топлива не хватает. Однако пока его поставки на электростанции все же происходили регулярно (пусть и с задержками), эта угроза, по всей видимости, для остальных ведомств была больше «страшилками», нежели реальностью (об этом подробнее см. в следующей главе), а потому неэффективное расходование топлива оставалось повсеместным явлением.

Например, как сообщал в начале 1978 года «Крокодил», только на Приволжской железной дороге не менее 70 старых паровозов с 2 %-ным коэффициентом полезного действия использовались в качестве стационарных котельных на станциях и в депо, пожирая мазута на миллионы рублей в год[429].

15 февраля 1978 года прозвенел и первый звонок на высшем уровне — Косыгин на Президиуме Совмина заявил, что ситуация с продовольствием в стране тяжелая, придется пойти на дополнительные закупки за валюту. И единственный вариант это сделать — за счет экономии топлива и продажи его части за рубеж. Следующим пунктом на том же заседании у Косыгина были поставки нефтепродуктов селу для весенней посевной кампании. Затем он предложил профильным министерствам выдвинуть свои предложения по добыче нефти и газа на континентальном шельфе[430].

Госплан СССР 3 марта 1978 года провел совещание, на котором объявил о результатах реализации указаний предсовмина. В частности, Минэнерго должно было бы сократить потребление мазута на 25 % к 1985 году и без малого на 50 % (всего с 92 до 50 млн тонн) в 1990-м. Для этого предполагался перевод части электростанций, работающих на мазуте, на газ. При этом Миннефтехим должен был улучшить переработку нефти и повысить уровень выхода из нее «светлых продуктов» (то есть прежде всего бензина), чтобы сократить производство мазута[431]. 15 марта Президиум Совмина СССР для экономии мазута решил ускорить строительство газопровода Уренгой — Центр[432]. Косыгин с обширной делегацией через неделю вылетел в Оренбуржье и Сибирь разбираться с возможностями увеличения добычи и проблемами освоения. В ходе этой поездки он, в частности, узнал, что у нефтяников и газовиков элементарно не хватает буровых труб и оборудования, поэтому гигантские потенциальные запасы нефти и газа в Тюменской и Томской областях еще даже толком не разведаны[433]. Требовались все новые огромные инвестиции в постройку и достройку ТЭЦ, электрификацию мест добычи (и геологоразведки), строительство железной дороги на Уренгой, нужны были домостроительные комбинаты и ремонтные заводы[434].

На заседании Совета министров 26 апреля 1978 года Косыгин еще раз четко сформулировал задачу — мазута для котельных не будет, развивайте атомную энергетику. На том же заседании ему впервые в лоб два министра сказали, что задания пятилетки для их министерств слишком велики, а потому нереальны. Одним из этих министров был глава Минуглепрома Борис Братченко (недодавший 2 млн угля за первый квартал), вторым — глава