А вот по поводу основного раздела экспозиции авторы книги отзывов, в отличие от специалистов, позволяли себе высказываться весьма критически. Вот характерная запись: «…слабо представлено участие еврейской интеллигенции в современном искусстве, науке, живописи, скульптуре». Встречались также замечания, что «жизнь евреев в Биробиджане отражает только часть общей жизни советской еврейской нации» или что «необходимо расширить отдел, отражающий жизнь евреев в СССР»[582].

Справедливости ради следует отметить, что на выставке присутствовали такие объекты, как щит «Растет советская еврейская культура» или макет спектакля «Бар-Кохба» по пьесе Самуила Галкина, поставленного московским ГОСЕТом[583]. Но количество экспонатов подобного рода показалось некоторым посетителям явно недостаточным. Многочисленные пожелания расширить основной раздел свидетельствуют: попытка подать ЕАО как «родину всех советских евреев» – если не в настоящем, то в будущем – оказалась несостоятельной. Идентифицировать себя с биробиджанскими рабочими и колхозниками ленинградские евреи в массе своей были не готовы. Для них, независимо от социального статуса, культурными героями являлись известные представители еврейской интеллигенции – музыканты, писатели, художники, актеры, интегрированные в советскую творческую элиту.

Один из наиболее осведомленных посетителей оставил в книге отзывов следующую запись:

Данные выставки дают основание утверждать, что Биробиджан как еврейская национальная область не имеет будущего, я имею в виду тот факт, что за 10 лет туда переселилось всего 50 000 чел. (из 5 млн. евр. населения СССР)! <…> Евр. народ, получив возможность создать свою государственность в Биробиджане, не стал народом пионеров так, как это могло и должно было быть. <…> Интересно, что делается сейчас в смысле переселения?[584]

«Ваши рассуждения и оценка, данная еврейскому народу, политически безграмотна, – отвечал ему Пульнер на следующей странице книги отзывов в соответствии со сложившейся практикой тех лет. – Евр. авт. обл. строится и растет с каждым днем»[585].

Эта переписка точно отразила двусмысленную ситуацию, в которой находились создатели выставки «Евреи в царской России и в СССР». Пока она готовилась, статус ее главного объекта – Еврейской автономной области – претерпел заметные изменения. Во всяком случае, вопрос о создании «советской еврейской республики» в Биробиджане к тому моменту уже был снят с повестки дня.

Итоги деятельности еврейской секции и ее нереализованные планы

В постепенном и мучительном процессе смены культурных парадигм, подкрепленном репрессиями сначала против «буржуазных профессоров», затем против их гонителей – радикально настроенных молодых ученых-марксистов, обвиненных в троцкизме, определялись границы советской этнографии и закладывались жесткие правила конструирования музейных экспозиций, прославлявших достижения национальной политики партии. Бурные дискуссии конца 1920-х о методе и объекте исследований сменились во второй половине 1930-х всеобщим единодушием и обсуждением частных вопросов полевой работы, целью которой стало обнаружить и зафиксировать у той или иной народности ростки новой культуры – обязательно «национальной по форме и социалистической по содержанию». Отдельные сотрудники музеев и научных учреждений, ощущая несоответствие между партийными установками и фундаментальными основами этнографической науки, но не посягая на незыблемость утвердившейся повсеместно марксистко-ленинской методологии, еще пытались встроить в канву пропагандистских экспозиций некоторую этнографическую начинку. Но даже такие попытки подвергались корректировке и нередко были чреваты суровыми обвинениями. Непрекращавшиеся разоблачения «вредителей» в академической среде наложили на многие дошедшие до нас документы той эпохи отпечаток нервозности, скрываемой при помощи «политически грамотной» риторики.

Возникновение еврейской секции ГМЭ и создание выставки «Евреи в царской России и в СССР» совпали по времени с постепенным сворачиванием советского еврейского модернизационного проекта. Но – в силу самой логики развития сталинского режима – чем больше неразрешимых противоречий и трудностей возникало при воплощении проекта в жизнь, тем сильнее активизировалась его репрезентационная составляющая[586]. Масштабы массовой пропагандистской кампании, инициированной КОМЗЕТом и ОЗЕТом, только расширялись по мере того, как реальные результаты их деятельности становились все скромнее. Таким же образом функционировала и вся советская культура, направлявшая свои усилия главным образом на мифологизацию действительности вне всякой связи с подлинным положением вещей.

Несомненно, выставка, открытая в залах одного из центральных этнографических музеев страны, должна была стать апофеозом не только агиткампании за «нового советского еврея», но и всего проекта социально-культурного преобразования еврейского сообщества. Доверие к науке как наиболее объективному интерпретатору реальности являлось в СССР существенным фактором, определявшим функционирование массового сознания: все общественные явления структурировались и репрезентировались в соответствии с марксистско-ленинской классовой теорией. Музеефикация успехов, достигнутых ЕАО – главным детищем национальной политики партии по отношению к евреям – в сфере хозяйственного и культурного строительства, имела целью придать проекту законченный, реализованный вид и «научно подтвердить» его воплощение в жизнь с точки зрения этнографии – науки, изучающей народы.

Но едва ли можно утверждать, что сотрудникам еврейской секции удалось создать в залах ГМЭ эффективное «инструктивное пространство», что объяснялось в первую очередь противоречивостью самой задачи. Привлекательная картина жизни «новых советских евреев» на берегах рек Биры и Биджана призвана была служить приманкой, подталкивавшей их соплеменников к переселению в ЕАО. Однако записи в книге отзывов отражали недоумение посетителей. Они, несомненно, принимали формирование «советской еврейской нации» за свершившийся факт, но не находили в экспозиции убедительного объяснения того, каким образом дисперсное расселение евреев, преимущественно горожан из европейской части страны, окажется трансформировано в компактное проживание на территории удаленной дальневосточной автономии[587]. Впрочем, такое решение не удалось выработать и «архитекторам» еврейского модернизационного проекта из высших властных структур.

Так или иначе, выставка «Евреи в царской России и в СССР» явно отвечала социальному заказу и положительно оценивалась властями. В этой связи важный символический смысл приобрело решение руководства ГМЭ включить ее в постоянную экспозицию в качестве одного из отделов. Тем самым подтверждался статус евреев как полноправной национальности Советского Союза – наряду с другими национальностями, которым посвящались музейные отделы. Рассматривался и вопрос о расширении выставки, пополнении ее новыми этнографическими материалами, для чего планировались экспедиционные поездки, в том числе в западные области Украины, присоединенные по пакту Молотова-Риббентропа[588].

Осуществлению этих планов помешала война с нацистской Германией. В конце июня 1941 года выставка «Евреи в царской России и в СССР» была закрыта. Коллекции, собранные сотрудниками еврейской секции ГМЭ, переместили в запасники, где они частично пострадали во время артиллерийских обстрелов и бомбежек немецкой авиацией[589]. Руководитель еврейской секции Исай Пульнер, остававшийся в блокадном Ленинграде, умер от голода в январе 1942-го.

В послевоенный период деятельность еврейской секции уже не возобновилась и никаких попыток воссоздать экспозицию, посвященную евреям, не предпринималось. А с конца 1940-х годов еврейская тема в этнографических музеях страны, как