Я чертыхаюсь, а отец Фионы продолжает:

— Ты знаешь, где она? Передашь ей, что её ждут дома? Скажи ей, что у меня есть знакомый, который поможет определить её в специальную клинику.

— Если я такое ей скажу, ты её ещё не скоро увидишь, — усмехаюсь я.

— Тоже верно, — вздыхает он и хмурится. — Ума не приложу, что делать, но не хочу, чтобы она закончила так же, как я.

— Есть у меня одна идея, — киваю я и прощаюсь: — Я сообщу, где её можно будет найти.

— Спасибо, парень! — кричит мужик мне в спину. — И всё же передай ей, что я её люблю!

Я усмехаюсь — лучше поздно, чем никогда, правильно?

Вернувшись в пентхаус, я не застаю там ни Логана, ни Лец. Я точно знаю, что девчонка провела ночь в усадьбе Фрейзеров, потому что ранним утром видел, как она садилась в машину такси, чтобы слинять до того, как все проснутся. До того, как проснусь я.

И мне плевать, где девчонка сейчас. Так даже лучше.

Я оглядываю свою берлогу и поражаюсь тому, во что её превратила Лец за такое короткое время. По всюду разбросаны её вещи, в том числе, и нижнее бельё; на обшивке дивана пятна от косметики, сама косметика валяется тут же; на кухне полная раковина грязной посуды, хотя у меня есть вполне рабочая посудомойка.

Но, проклятье, чем она тут занималась вчера?!

Я подхожу к одному из шкафов и достаю из него мусорный мешок. Иду в гостиную и с особым удовольствием скидываю в него все разбросанные вещи стервы. На этом не останавливаюсь. С маниакальностью грёбанного детектива я нахожу все следы прибывания Лец в каждой из комнат и уничтожаю их.

Довольно.

Поигралась, и хватит.

Затем я звоню старику на ресепшене и прошу прислать в квартиру клининговую компанию.

Через пять минут на пороге появляются две женщины мексиканской наружности. Я бросаю мешок с хламом Лец у лифта и говорю:

— Этот мусор не трогайте, его выбросит та, кому он принадлежит.

Я выхожу к бассейну, падаю на лежак и набираю на телефоне номер Сабрины. При мысли о вчерашней ночи с ней, член начинает твердеть. Проклятье, в этой девчонке столько страсти, столько отзывчивости и жажды, что крушу сносит к чертям. Утром я едва удержался от того, чтобы на глазах у всех не прижать её к груди и долго целовать на прощание. Эти её искусанные губы… Румяные щёчки… Лог прав, только слепой не заметит, что нас с ведьмой тянет друг к другу, словно магнитом.

— Тайлер, — глухо выдыхает Сабрина мне в ухо, и внутри всё коротит от осознания, что она рада моему звонку.

Проклятье, я до одури хочу её увидеть прямо сейчас, но…

— Как добрались, ведьма?

— Хорошо. Ты выяснил то, что хотел?

Я слышу на заднем фоне мужские голоса и сажусь ровно:

— Где ты сейчас?

— Д-дома. Тай… Здесь Логан, — недовольно шепчет она. — Пришёл якобы навестить папу, но я ему не верю.

— Хитрый сукин сын! — выплёвываю я.

— Гилл, послушай меня. Я сама не в восторге от ситуации, но, пожалуйста, сохраняй трезвость рассудка, ладно? Доверься мне, как я доверилась тебе.

Я поджимаю губы и пытаюсь дышать ровнее. Но поступок друга бесит неимоверно. Какого хрена, спрашивается? Медленно выдыхаю и вновь опускаюсь на лежак.

— Да, я выяснил то, что хотел, — хрипло говорю я. — Лец избил не отец, и я начинаю думать, что она сама это устроила, чтобы вызвать у меня жалость.

— Это ужасно, Тай.

— А ещё низко и мерзко, но давай не будем об этом. Я… — Я глубоко вздыхаю и на выдохе признаюсь: — Ты не выходишь у меня из головы, ведьма. Бесит, что сейчас рядом с тобой Лог, а не я.

— Я… я могу приехать к тебе… Хочешь?..

Я представляю, как она румянится от смущения, и в груди разливается тепло.

— Хочу, Сабрина. Но не сегодня. Нужно закончить с Лец.

— Да, прости, ты прав. Нужно, — быстро проговаривает она, и на этот раз я представляю, как она досадливо морщится.

Я широко улыбаюсь и предупреждаю:

— Но как только я с ней разберусь… Запру тебя в высокой башне и не буду выпускать оттуда неделями. Подбей пока все свои незаконченные дела и попрощайся с родственниками и друзьями.

— Очень смешно, Гилл, — тихо смеётся она.

— Я не шучу.

— Тогда… я буду ждать.

— До встречи, моя ведьма.

— До встречи, Тайлер.

Я сбрасываю вызов и с силой сжимаю телефон в руке. Грёбанный придурок. Хитрость, всё-таки или поехал с проверкой — не соврал ли я ему?

В любом случае, то, что Лог сейчас там меня дико бесит. Даже с учётом того, что я целиком и полостью доверяю Сабрине.

Лец заявляется ко мне тогда, когда на улице заметно темнеет. Я жду её в кресле в гостиной. Весь вечер сижу в полной темноте и подбираю правильные слова, потому что знатно злюсь на стерву и боюсь сорваться. А срыв грозит новыми проблемами, без которых хотелось бы обойтись.

— Тай, сладкий мой, ты почему сидишь в темноте?

Снова под какой-то дрянью: широкая улыбка, распахнутые объятия и нетвёрдая походка. Я стискиваю зубы, а затем предлагаю ей:

— Сядь, Фиона. Есть разговор.

— Какие мы серьёзные, — кривляется она, но просьбу выполняет: заваливается на диван, который сегодня чистили от следов её косметики. — Что-то случилось? Что-то страшное? Боже-е-е… Неужели, эта дурочка тебя бросила? Значит, я была права — она тебе не пара, Тай.

— Кто на самом деле тебя избил, Фиона?

Девчонка заметно пугается, но стоит на своём:

— Ты знаешь кто, Тай. Зачем спрашиваешь снова?

— Я сегодня разговаривал с твоим отцом.

— И что? Поверил этому ничтожеству, а не мне?! — вскакивает она на ноги. — Да он что угодно скажет, лишь бы себя отмазать!

— Фиона, я знаю, что он в завязке уже больше года. Знаю, что ты сама ушла из дома. Несколько, мать его, месяцев назад!

— Тай, — бросается она ко мне в ноги. — Я не могла физически жить с ним в одном помещении! Это он! Он довёл мать до самоубийства, понимаешь? Как я могу… А если он и меня доведёт…

— Прекрати, — отбрасываю я от себя её руки. — Хватит врать.

— Тай…

— Ты сама себя доводишь до смерти, — сквозь зубы цежу я. — Каждой новой дозой. Сама не хочешь жить нормально. И делаешь, проклятье, вид, что в этом виновен я. Виновен твой отец. Кто угодно виновен.