Солдаты одновременно подняли головы.

– Да рази это снег! – разочарованно сказал пехотинец. – Это ж… мука какая-то.

– Ничего, скоро вернемся, – с отчаянной убежденностью заявил Родион. – Скоро! Я уверен: в следующем году все обязательно будет хорошо. Вот увидите!

…Следующим годом был 1917-й.

Неудачи на фронте сменились успехами, но проблемы в тылу росли. Слабость власти, смена одного министра за другим, брожение в Государственной Думе, забастовки, революционная агитация, перебои с продовольствием…

Не на полях сражений, а в глубоком тылу зародилась катастрофа, погубившая царскую Россию. Много лет спустя Уинстон Черчилль напишет:

«Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт, тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией, и Колчак – флотом… Царь был на престоле; фронт был обеспечен, и победа бесспорна… Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось…»

Февраль 1917 года. Молдавия, штаб Уссурийской конной дивизии

В январе 1917 года Петра Николаевича Врангеля за боевое отличие произвели в генерал-майоры и назначили командиром бригады Уссурийской конной дивизии. Несмотря на повышение, из столицы вернулся раздражительным и мрачным. Жена Ольга, встревоженная его непонятным состоянием, пыталась выяснить, что случилось.

– Ну, как вам Петроград? Сильно ли изменился?

– Ужасающе.

– Как? – растерялась Ольга. – Почему?

– Настроение в столице отвратительное. В верхах – загадочная конспиративная работа, конечно, не без участия немецких агентов… У лавок стоят очереди за хлебом, на заводах бастуют, в запасных батальонах бузят необученные новобранцы… Вот солдат-то набрали, боятся фронта, крови боятся!

Врангель стукнул кулаком по столу. Ольга вздрогнула. Он вскочил и начал ходить по комнате.

– А их высочества, великие князья, вместе с генералами все играют в заговоры… Генерал Крымов. Вы ведь знаете его, это выдающегося ума и сердца человек. И представьте: он убеждал меня, что мы идем к гибели и что должны найтись люди, которые ныне же, не медля, устранили бы Государя… Устранить Государя! В разгар тяжелейшей войны! Безумие!

– Но что же теперь будет? – почти шепотом спросила Ольга.

– Боюсь, Оля, следует готовиться к самому худшему, – сказал Врангель. – Когда подобные вещи происходят на самом верху, уже…

Резко и тревожно зазвонил телефон. Врангель снял трубку:

– Врангель у аппарата.

Слушая, он изменился в лице. С грохотом бросил трубку на рычажки.

– Вот и все. Это Крымов. В Петрограде восстание. Государь отрекся от престола. Завтра надо прочесть солдатам Манифест.

Ольга схватилась руками за щеки.

– Господи! Отрекся… Что же это?

Врангель упал в кресло, закинул голову назад и закрыл глаза.

– Это анархия, Оля. Это конец!

Глава 8

3 марта 1917 года. Румынский фронт, штаб 8-го армейского корпуса 4-й армии

Ранним утром генерал Деникин подходил к штабному дому. Навстречу ему из дверей, споткнувшись о порог, вывалился телеграфист с зажатым в руке пучком телеграфных лент.

– Что такое? – возмутился Деникин. – Пьян?

Телеграфист вскочил и вытянулся по стойке «смирно».

– Никак нет! Т-телеграмма из ш-штаба армии. В-вам, «д-для личного сведения».

Деникин взял у него ленты и вошел в штаб. Телеграфист придержал дверь. Руки его тряслись.

Деникин медленно и тяжело шел по коридору. Ожидающий у кабинета дежурный адъютант, увидев начальника, испугался:

– Антон Иванович! На вас лица нет! Что случилось?

Деникин жестом пригласил его в кабинет, прошел вслед за ним и плотно закрыл дверь.

– В Петрограде восстание.

– Что?! – адъютант от неожиданности забыл про субординацию.

– Что слышите, – отрывисто ответил Деникин. – Власть перешла к Государственной Думе. Ожидается опубликование важных государственных актов.

На плацу перед штабом выстроились солдаты. С удивлением наблюдая, как офицер перед строем судорожно собирает рассыпавшиеся из папки бумаги, ворчали:

– Чой-то спозаранку…

– Видать, что-то стряслось. Вона их благородия… чудные сегодня какие…

Офицер выпрямился. Лицо его нервически подергивалось. Папка в руках мелко тряслась.

– Бойцы! В ближайшее время вам будет объявлена важная… важное правительственное… важный манифест…

Все случилось внезапно и, казалось, стихийно. Даже лидеры революционного подполья, находящиеся за границей, только из швейцарских газет узнали о том, что произошло в России.

22 февраля 1917 года Николай II отбыл в Ставку, в Могилев, для подготовки весеннего наступления. На следующий день, 23 февраля по старому стилю (8 марта – по новому), в Петрограде прошла демонстрация женщин, отмечавших День работницы. К этому шествию стали присоединяться заводские рабочие. Главный лозунг демонстрации, в которой приняли участие более 100 тысяч человек, – «Хлеба и мира». Митинги закончились беспорядками и стычками с полицией.

Хлеба в Петербурге было в избытке. Но это был белый пшеничный хлеб, стоивший немного дороже ржаного. Поставка ржаного задерживалась из-за снежных заносов на железной дороге. В лавках, где продавался более дешевый хлеб, возникли очереди. Кто-то пустил слух о введении хлебных карточек, чего не планировалось вовсе. На следующий день началась всеобщая забастовка (свыше 214 тысяч рабочих на 224 предприятиях). Еще через день, 25 февраля, дело дошло до вооруженных столкновений.

К 27 февраля события, начавшиеся с женской демонстрации, переросли в вооруженное восстание. Бастовали рабочие, бунтовали солдаты запасных полков, на улицах убивали полицейских, появились мародеры.

28 февраля восстал Петроградский гарнизон – 170 тысяч солдат.

1 марта произошло восстание в Москве.

Либеральные политики во главе с председателем Государственной Думы Михаилом Родзянко давно вынашивали планы отстранения от власти Николая II, для чего составили целый заговор. Теперь в начавшихся событиях заговорщики увидели долгожданный шанс. Своей целью они ставили установление конституционной монархии, а вместо императора Николая II на русском престоле видели его младшего брата, великого князя Михаила Александровича.

Узнав о восстании, Николай II направился в столицу. Но бастовавшие железнодорожники царский поезд не пропустили. Император был вынужден направиться в Псков, в штаб Северного фронта, где фактически попал в западню.

Родзянко из Петрограда посылал Николаю телеграмму за телеграммой, а в Пскове на него оказывал давление командующий Северным фронтом генерал Рузский. Царя убеждали, что необходимо в очередной раз сменить правительство, а потом стали уговаривать отречься от престола.

Русский император запросил мнение командующих фронтами. И неожиданно все, даже его дядя, великий князь Николай Николаевич, высказались за отречение.

2 марта 1917 года в 15 часов 5 минут император поставил свою подпись под манифестом (подлинность этой подписи до сих пор оспаривается исследователями):

«В эти решительные дни в жизни России почли Мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы, и в согласии