войскам в Нортхемптоне, Ноттингеме и Лестере, а граф Филипп Фландрский на святых мощах поклялся высадиться с войском в Англии.

Ла-Рошель. Современный вид

Прибыв в Саутгемптон, Генрих, однако, не ринулся сразу на поле боя, но, выражаясь метафорически, тут же выиграл весьма важную идеологическую битву. Явно, ему не раз доносили, что постигшее его семейное несчастье – кара Божия за убийство Бекета. Хронист аббатства Баттл выразил это самое «общее» мнение, царившее тогда в державе Генриха среди народа и духовенства: «Мученик Господень или даже сам Господь от имени своего мученика, похоже, жаждал отомстить за невинную кровь». Поэтому хитрый король тряхнул норманнским коварством своих предков и 12 июля организовал целый спектакль, отправившись ко гробу чудотворца в Кентербери (вряд ли стоит видеть в этом фарсе проявление истинной религиозности и переживаний обрушившихся на него несчастий, как это делает Р. Перну). Облекшись там во вретище, он показно простерся ниц в мольбах и слезах, после чего, вновь подтвердив клятвой свою невиновность, заставил каждого из бывших там монахов ударить его бичом от 3 до 5 раз со словами: «Как бичевали Спасителя за грехи людей, так будь бичуем и ты за твое собственное преступление», после чего держал трехдневный пост. Хронист Радульф де Дисето не преминул отметить: «Нет сомнений, что ему удалось умиротворить мученика». Это мнение стало всеобщим, когда в Кентербери тут же пришла потрясающая новость: Вильгельм Лев, осаждавший Варк, Карлайл и Прадо, захвачен в плен во время трапезы! Принародно восславив святого Фому, Генрих отправился умиротворять бунты, которые в связи с поражением шотландцев быстро сошли на нет. (Шотландии вообще очень досталось морально – согласно Фалезскому договору (октябрь 1174 г., к которому Лев присоединился 1 декабря), она теряла свою независимость, опозоренный Вильгельм Лев и все его подданные признали себя «людьми английского короля», шотландский епископат подчинился английскому; в обеспечение договора Генрих получил 5 приграничных замков и высокопоставленных заложников, включая брата короля. Можно было возвращаться во Францию, что король и сделал уже в августе.

В это время Людовик, Генрих-младший и граф Фландрии осаждали Руан – столицу Нормандии. Генрих со своими брабантскими и валлийскими наемниками – мастерами партизанской войны – напал на них и разбил наголову. Французский король запросил мира. Казначей Генриха, Ричард Фиц-Нил, с удовлетворением отметил: «Самые могущественные люди из числа заговорщиков… поняли, как трудно – если вообще возможно – выбить палицу из рук Геракла». Генрих-младший и Джеффри фактически предали брата Ричарда, заключив перемирие с отцом, который немедленно двинулся на Аквитанию. Видя свое положение безнадежным, 23 сентября принц Ричард сдался, прибыв к отцу безоружным. Через 8 дней его примеру последовали Генрих-младший и Джеффри.

Одной из замечательных черт Генриха современники отмечали его беспощадность к врагам, пока они боролись с ним, и милость к ним же, когда он их сокрушал. Тем более что теперь врагами были его собственные сыновья. Он не только простил их, но даже пожаловал – не чрезмерно, но тем не менее, чтоб никто не жаловался на нищету, как его мот – старший сын. Генрих-младший получил два замка в Нормандии и 15 000 фунтов дохода с графства Анжу, при этом тот отказывался от трех злосчастных замков в пользу принца Иоанна, которые стали причиной войны. Ричард получил два поместья в Пуату при условии, что они не будут превращены в крепости, и половину доходов этого графства, Джеффри – половину доходов со своей Бретани. При этом отец настрого запретил им просить чего-то сверх того. После этого Ричард и Джеффри были отправлены в свои графства подавлять восстания, которые они же и разожгли. В 1175 г. принцы и король Генрих-младший принесли отцу вассальную присягу.

Буквально раздавив шотландца Вильгельма Льва, Генрих, однако, весьма доброжелательно отнесся к графу Фландрии, фактически простив. Это был весьма мудрый и дальновидный поступок: вскоре близорукие действия нового короля Франции Филиппа II, захватившего пограничные земли соседа, буквально толкнут того в «объятия» Плантагенетов. Отношения с Людовиком оставались относительно нормальными. Кто же пострадал больше всех?

Разумеется, Элеонора! Отныне до конца дней Генриха ее будут переводить из замка в замок «из-за боязни нового заговора с ее стороны», как отметил Жоффруа де Вижуа, лишь несколько раз «выпустив» ко двору, когда это потребуется для политических целей. Рядом с королем теперь – его давняя любовница, Розамунда Клиффорд. Р. Перну, Ж. Флори и Д. Джонс упоминают о намерении Генриха II в 1175 г. развестись с Элеонорой, чтобы узаконить свою связь, но, если таковые попытки (по свидетельству Гервазия Кентерберийского)[63] и были, Рим высказался против, и дело было оставлено. С нашей точки зрения, Генрих поступил гораздо мудрее и дальновиднее. Не будем забывать, что Аквитания являлась приданым Элеоноры, и о том, как она в свое время «уплыла» из рук буквально по-детски раскапризничавшегося Людовика. Так вот, содержавшаяся в заточении Элеонора, не разведенная с Генрихом, являлась прекрасным гарантом того, что богатые южные земли останутся в его руках. Мы не отрицаем, что затея с разводом могла иметь место, но не знаем, какой выход из положения с удержанием Аквитании нашел бы Генрих. Может, и нашел бы, это было нетрудно при его изворотливом законодательном уме (да потом он вновь вернется к этому вопросу, уже чисто с политической стороны), но, повторим, создавшееся положение в итоге вполне его устроило. И волки сыты, и овцы целы.

Печать Джеффри II

Разумеется, не стоит представлять себе Элеонору в цепях, в каменном мешке, где света Божьего не видно. Скорее, это был своего рода строгий домашний арест под надзором двух вернейших Генриху людей, Ранульфа де Гланвиля и Ральфа Фиц-Стивена. Зачастую Элеонора попадала в замки, являвшиеся королевскими резиденциями. Известно, что по привозе в Англию ее заточили в Винчестере, в скором времени перевели в Солсбери. «Сидела» она в Беркшире и Ноттингеме… Кстати, хронология, видимо, опровергает известную легенду о том, что Элеонора явилась к Розамунде, которую Генрих тщательно скрывал от ревнивой королевы, выстроив для этой цели даже особый лабиринт. После короткого разговора королева предложила сопернице на выбор – во избежание лютых мук покончить с собой при помощи кинжала или яда, и та выбрала второе. Увы. Элеонора «села» в 1174 г., Розамунда, захворав, удалилась в 1176 г. в монастырь Годстоу, где вскорости и умерла. Не сходится. Другое дело – отчего вдруг заболела молодая крепкая 26‐летняя женщина. Такие отшествия в мир иной часто тогда совершались именно при помощи яда, а уж кто его