Почему-то Шизанте ухмыльнулся.

Убрав чашки на столик, хозяин таинственного дома за Фиолетовой Дверью с оттенком пурпурного выпил еще прямо из носика чайника, и вновь подошел к окну.

Внизу было безлюдно. Шизанте оглядел тонкие дома Хрусталии, мерцающие в мягком свете, и сказал совершенно неожиданно:

— В наших душах все изъела сумрачная моль…

После чего, не менее неожиданно, добавил:

— Надо будет перекрасить дверь в какой-нибудь черно-синий. Или синий с оттенком бирюзового. Или черный с оттенком черного… Грым, что скажешь?

Кот мяукнул в ответ, выражая сразу сотни возможных вариантов.

Аллигория Крокодила возилась с каким-то делами прежде, чем вернуться в обеденный зал. Хозяйка дома в принципе долго копошилась с любой вещью — даже с сущими мелочами, например, расчесыванием волос, в процессе которого время словно останавливалось, и Крокодила находила сотню побочных задач, которые приходили в голову прямо во время расчесывания.

Поэтому, справившись с какой-то очередной мини-задачей — непонятно, простой или сложной, — хозяйка вернулась в обеденный зал. Честер мирно ждал ее на стульчике, и как только Аллигория вошла, молча указал рукой на платье, ожидая реакции.

И он ее получил.

Крокодила замерла, приоткрыла рот, потом вспомнила, что это неприлично, вновь прикрыв его. Взгляд ее самонаправляющейся ракетой летел в сторону платья — к светящемуся призрачно-зеленым украшению на шее.

— Как красиво, — протянула хозяйка дома, медленно подходя к наряду. — Что это за камень?

— Обычная стекляшка, — признался Чернокниг. — И немного алхимии…

— Это точно безопасно? — осведомилась Крокодила. Снова. Честеру начинало казаться, что в памяти хозяйки дома удерживается только небольшое количество информации, которое хранится еще меньшее время — дальше происходит полная отчистка всех систем с дальнейшим перезапуском.

— Да, конечно! Мы же уже говорили об этом.

— Я как-то упустила.

Аллигория обошла платье вокруг, осмотрела, сосредоточилась на сияющем украшении, а потом посмотрела на церемониймейстера. Тот улыбнулся в ответ. Но Крокодила продолжила смотреть, и ее взгляд давил на нервы. Честер подумал, что ему что-то пытаются сказать без слов, предположил, что мысль можно бы сказать и словами, чтобы было попроще, а потом наконец-то догадался, что от него хотят.

— Только позовите, как примерите! Мне нужно понять, как оно выглядит, — он встал и направился к выходу из зала.

— Как вы догадались? — удивилась хозяйка дома.

— У вас очень многозначительный взгляд, — церемониймейстер нашел беспроигрышный ответ, но окончательно запутался в ситуации.

— Да? — искренне изумилась Аллигория. — А я просто смотрела на вас, собираясь с мыслями.

Честер Чернокниг вздохнул и вышел, включив режим ожидания. Поскольку любое дело, за которое бралась Крокодила, длилось долго — ожидание обещало быть воистину длинным. Тем более, что дело нынче касалось тучного платья, которое, как казалось церемониймейстеру, превратит хозяйку дома из грозового облака в настоящий апокалиптический тайфун.

В общем, заключив, что стоять придется долго, Честер осведомился:

— Мадам Аллигория, я могу пока налить чаю?

Ответ последовал не сразу.

— Конечно же, — запыхтела хозяйка дома, явно испытывая некие трудности с примеркой платья. — Попросите Октаву, она сделает вам чашечку…

— Насколько я понял, ее нет дома.

— Ой, точно, — словно пришла в себя Аллигория. — Тогда идите…

— Я знаю, где у вас кухня.

— А. Хорошо. Тогда я вам… крикну, — Крокодила как-то странно крякнула.

Честер отправился на кухню. Он был бы очень рад, если бы кто-нибудь сделал ему чашечку чая, и не пришлось бы никуда идти и ничего делать — все эти свадебные хлопоты рано или поздно начинали не то чтобы надоедать, но голодными термитами выгрызать энергию.

При этом лучший свадебный церемониймейстер всех семи городов радовался, что дома нет Октавы, потому что та может начать задавать слишком много лишних вопросов, а придумывать уловки, ложные ответы и, в принципе, юлить, сил у Честера не хватало, все тратилось на предсвадебный процесс. Хотя, опять же, с другой стороны, с Октавой процесс надевания платья прошел бы чуть быстрее, но Чернокниг умел ждать и быть при этом абсолютно спокойным.

К тому же, если ему не показалось, и у люминографа есть то же, что у него, то… дела начнут принимать весьма интересный оборот. А если об этом знает еще и Октава, то все станет куда более опасным, чем ему кажется — хотя, он же не собирается делать ничего криминального, просто хочет выдоить из ситуации максимальную пользу, успев и тут, и там, и сям. Не зря же его зовут лучшим свадебным церемониймейстером всех семи городов! Да и вообще, ему могло просто показаться, и на самом деле у Диафрагма не было этой штуки… нет, Честер вовсе не скрывал названия того, что держал в малюсенькой баночке-ампуле, ведь глупо скрывать название чего-то в своих же мыслях. В конце концов, их никто не подслушает. Просто Чернокниг сам до конца не понимал, что это такое и как это назвать. Зато церемониймейстер знал, как это использовать, а название рано или поздно само придет в голову.

За плотным слоем мыслей Честер Чернокниг успел машинально вскипятить чайник, налить чашечку, выпить ее и, не прекращая думать, уже принялся проглатывать вторую. В плане воды его внутренности были фантастическими — церемониймейстер сам не понимал, как в него влезает такое количество чая. Брат говорил, что у него бездонный желудок, но при таком раскладе, как думал Чернокниг, он бы выглядел раз в пять больше Крокодилы. Да и к тому же, как желудок может быть бездонным, когда у него, у Честера, вполне себе есть дно?

Мысли так и струились бы густыми карамельными потоками, если бы Крокодила не позвала церемониймейстера, наконец-то справившись с платьем.

Выйдя из дома с Фиолтеовой с оттенком пурпурного Дверью, Шляпс испытал невероятное облегчение, словно с его плеч сошла снежная лавина — теперь хотя бы стало понятно, что находится внутри баночки.

Но понятность сменилась непонятностью так же быстро, как и появилась.

Люминограф, конечно, догадался, что к чему — да, из-за дыма каким-то образом появилась жизнь, хотя скорее даже Жизнь, и по какой-то причине прицепилась к нему. Но проблема заключалась в другом — почти ничего из сказанного Шизанте Диафрагм до конца и не понял. Его сознание плавало где-то по поверхности полученных знаний, хотя основная информация айсбергом была похоронена на их глубине. Шляпс видел только макушку, да и то как-то нечетко, не до конца.

В общем, картина складывалась не самая приятная, и Диафрагма Шляпса это начинало раздражать. Его раздражали выходки Шизанте, раздражало то, что ничего не оказалось понятным до конца, раздражало незнание, что с светящейся жизнью делать дальше и…