– Помню. Мне тогда тоже основательно промыли мозги. Я больше месяца провалялся на больничной койке с воспалением лёгких, а потом меня на восемь месяцев выдворили из города на партийную учёбу, – попытался объясниться Савельев.

– Нетрудно подсчитать: как раз за это время мама успела родить. Она пряталась от всего мира, отец ведь простил свою неразумную дочь и даже ходил жаловаться на тебя в горком партии. Вот тебя и услали, чтобы замять скандал. Когда ты вернулся, мамина сестра Катя хотела поговорить с тобой. Но её к тебе не пустили. – Влад грустно улыбнулся, подойдя к окну.

– Но ведь меня можно было найти не только на работе, – слабо возразил Антон Павлович, упорно не желающий признавать себя виноватым. Ведь жили на свете и другие его дети, которые ни в чём его не обвиняли, а просто регулярно откусывали сладкий кусок от его пирога!

– Мама часто бегала следить за тобой, когда ты шёл домой с работы. Вернее, ехал. Тебе как перспективному сотруднику быстро выделили машинешку. Но не в этом суть. Из-за тебя мать заболела: её психика не выдержала молчаливой слежки за объектом своих воздыханий, мамуля начала таять на глазах, а потом приняла решение убить тебя. Знаешь, что она сделала? Стащила у отца его табельный пистолет и подкараулила тебя у входа в подъезд. Если бы она умела стрелять, мы бы сейчас с тобой не разговаривали. Ты ведь наверняка даже не знал, что её задержали прямо с пистолетом в руках! А потом маму посадили. Это нежное, хрупкое создание с нарушенной психикой отправили прямиком в северные лагеря!

– Но я действительно ничего не знал! – рявкнул Савельев, бессильно откидываясь на спинку кресла и чувствуя, что сердце его сейчас не выдержит подобного напряжения и разорвётся. Боль за грудиной становилась просто невыносимой, а валидола, как прежде, не было!

– Может, тебе нужно лекарство? Я могу принести. Матери я уже лишился, она не выдержала жизни за колючей проволокой. Не хотелось бы терять ещё и отца. Я ведь не планировал тебе ничего говорить. Думал, получу деньги, накажу тебя, уеду в страну, с которой у нас нет договора об экстрадиции, а потом пришлю тебе электронное письмо из какого-нибудь тамошнего интернет-кафе. Но ты оказался слишком догадливым. Я тебя недооценил. В молодости мозги у тебя работали гораздо хуже. – Влад откровенно глумился над Савельевым, глядя ему прямо в глаза. Боже, почему Антон раньше не замечал, что у них абсолютно одинаковые глаза?!

– И что ты теперь будешь делать? Я ведь могу вызвать полицию. – Голос Вечно Второго звучал чуть слышно.

– Замечательно! Ты погубил сначала несчастную любовницу, а сейчас хочешь поступить так же с собственным сыном! Браво! – Владик сделал несколько демонстративных хлопков в ладоши.

– Почему я должен тебе верить? Откуда я знаю, что ты действительно мой сын? – задал Савельев провокационный вопрос.

Влад торжествующе выложил на стол перед Антоном Павловичем какую-то бумагу, с проворством фокусника извлечённую из внутреннего кармана модного френча:

– Вот! – торжествующе провозгласил он. – Это результаты экспертизы ДНК!

Савельев взял со стола невзрачный бланк. Так и есть: он отец этого парня с вероятностью 99,99 процента. Погрешность теста столь незначительна, что ею можно пренебречь. «Как же этот паршивец умудрился сделать экспертизу: по закону, без согласия тестируемого, её провести невозможно!» Хотя о чём это он? Кто его в нашей стране соблюдает, этот закон? Многие считают, что законы для того и создают, чтобы обходить, словно замысловатые, а иногда и досадные, но неизменно интересные препятствия: это добавляет адреналина в кровь и самоуважения – в копилку личных достижений.

– Так что же ты собираешься делать теперь, когда мы всё выяснили, сын мой? – Антон пытливо взглянул на своего уже наверняка бывшего помощника (к прошлому возврата, увы, не будет). Тот задумчиво раскачивался на каблуках модных туфель и искренне пытался найти ответ на вопрос отца, оказавшийся слишком сложным.

Они оба не были готовы к такому повороту событий. Влад отказался от своего авантюрного и, скорее всего, изначально провального плана по завладению деньгами инвесторов, но, раскрыв карты, не знал, в какую игру вступить на этот раз. Антон Павлович, вновь самостоятельно справившись с накатившей сердечной болью, не смог себе позволить впустить в сердце новоявленного сына и не представлял себе, что делать со своим так некстати обнаружившимся отцовством. Прежний опыт рождения внебрачных детей не доставлял ему подобной боли.

– Кто-то из нас должен уйти, – безапелляционно заявил Влад, рассчитывая, что это сделает Савельев.

– Тебе так тесно на этой земле рядом со мной? – спросил Антон, и Влад неожиданно рассмеялся:

– Мне будет тесно даже вдали от тебя. Ты испортил жизнь моей матери. Ты превратил мою жизнь в бесконечную подготовку к справедливому возмездию и накануне часа мести разрушил все планы, лишив цели моё существование. Так кому нужно уйти?

– У меня, в отличие от тебя, есть цель в жизни, – деликатно напомнил Антон. – И я давно вышел из возраста, когда вопрос ставится ребром: или – или. У меня подброшенная монетка иногда зависает в воздухе. Я хочу сам решать за себя, тебе понятна моя позиция?

Савельев-старший не собирался идти на поводу у Влада. Максималистская концепция мира с её строгими чёрно-белыми гранями была чужда много повидавшему мужчине, познавшему вкус жизненных удовольствий, и желание Влада во что бы то ни стало стереть его в порошок вызывало у Вечно Второго лишь искреннее сожаление.

– Значит, по-твоему, выходит, уйти должен я? – напрягся Владик.

– Уйти из мэрии: доверять тебе по-прежнему я уже не смогу никогда. Уехать из города, если захочешь. Я не буду осуждать тебя и преследовать по закону, который не станет принимать во внимание мотивы твоего преступления, а твой поступок трактуется Уголовным кодексом именно так. И потом, скажи честно: месть гораздо слаще, если в процессе её осуществления получаешь возможность обогатиться на халяву? – Голос Савельева стал жёстким, взгляд – стальным. Влад отпрянул, но быстро взял себя в руки и возразил с поразительной горячностью:

– Халява? Я провёл серьёзнейшую подготовительную работу! Я не спал ночами, просчитывая схему осуществления моих планов. Наконец, я без сопротивления отдал всё тебе на откуп только потому, что ты смог вычислить