Я подняла маленький металлический стаканчик. Здесь тоже чокались, здесь тоже говорили тосты — и девочки меня отлично поняли. Зазвенело, соприкасаясь, серебро.

Первую рюмку мы осушили залпом — и принялись за кашу. И лопали так, что драконицы могли бы позавидовать. Не хуже, чем они — химер.

— И за победу малой кровью.

Вторая прошла не хуже первой. Третью я пока не разливала. Ни к чему.

Вино крепкое, девочек срубит, не надо. Сейчас нужно другое, совсем другое…

Я потянулась к одному из мешков и достала небольшой инструмент.

Гитара?

Скорее, ее местная версия. Больше всего это похоже на ражанью, тоже пять струн, да и размер около полуметра. Специально брала с собой, чтобы было хоть какое развлечение. Здесь этот инструмент назывался гаролой.

К инструменту потянулась Севилла, и я отдала без звука. Я играть не умела — когда бы? Даже на гитаре блатные «два аккорда» не выучила.

— Сив, попробуй подобрать мелодию, а?

— Давай… о чем песня? Может, я знаю?

Я покачала головой.

— Я потом вам о них расскажу. А пока… девочки, это вам от тех, кто погиб в небе. В далеком синем небе другой войны.

Когда вы песни на земле поете,

Тихонечко вам небо подпоет.

Погибшие за Родину в полете

Мы вечно продолжаем наш полет…

Я, конечно, не Елена Камбурова, да и Севилла не Крылатов, но настрой она уловила. И стихи Евгения Евтушенко зазвучали под небом иного мира. Единственное слово, которое мне пришлось заменить — в третьем куплете. У автора там двадцатый век, а я его поменяла на крылатый. Больше как-то ничего на ум не ложилось. Драконы же…

И драконицы. И полеты, и битвы…

Севилла подбирала музыку, первый раз девушки слушали молча, потом потребовали еще раз спеть то же самое — и мы не отказались. Уже более уверенно.

И подпевали нам тоже более уверенно, особенно на припеве.

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней…

Девочки плакали. Да и я тоже…

— Откуда это? — наконец спросила Фати.

— Это издалека, — честно ответила я. — Когда-то давно была война. Страшная, жестокая и кровавая, на уничтожение. Воевать шли и мужчины, и женщины. И были тогда такие летчицы… их прозвали «Ночными ведьмами». Это был полностью женский полк, женская эскадрилья. Они летали по ночам и уничтожали врага. И сами гибли, конечно. Воевали до конца, до победного. Их было сто пятнадцать человек, они потеряли около тридцати… их боялись. До крика, до судорог… их никогда не брали в плен враги. Их ненавидели, о них рассказывали, они тихо подбирались к позициям врага — и бились насмерть.

— Ночные ведьмы, — тихо произнесла Мариса.

— У них был позывной. В небе ночные ведьмы… то есть не их позывной, они-то как раз не кричали, не шумели. Они били врага, они поднимались в воздух по восемь-девять раз за ночь, перевозили оружие, в одну из ночей они сделали триста двадцать пять боевых вылетов. *

*- чистая правда из истории полка. Прим. авт.

— На них специально охотились, они считались… лучшим трофеем у врага. А они шли вперед. Летали без страховки, лишь бы взять больше оружия. *

*- летчицы 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка предпочитали взять с собой не парашют, а лишние 20 килограмм бомб. Прим. авт.

Я рассказывала.

Девочки слушали. Вытирали слезы, думали о чем-то своем.

— В небе ночные ведьмы, — шепнула ночному ветру Кайа. — Как ты думаешь, Каэтана. А мы? Мы сможем когда-нибудь стать такими же?

— Не знаю — честно ответила я.

— У них были какие-то знаки отличия? Что-то… такое?

Я задумалась.

Хотя что тут думать?

— Красные пятиконечные звезды на крыльях. Только я не знаю, сможем ли мы? Достойны ли?

— Почему? — посмотрела Ярина.

— Потому что они шли только вперед. Предпочитали умереть, но не сдаться. Наносили максимальный урон врагу, даже ценой своей жизни. Навели на него такого страха… это враг прозвал их ночными ведьмами. Не они сами, нет. Это враги трепетали и ненавидели. А мы кто? Жалкое подражание? Звезды не сделают из нас героев.

Девушки переглянулись.

Я говорила верно. И все же…

— Тогда пусть они станут нашими покровительницами, — предложила Севилла. — Если нас назовут ночными ведьмами — так тому и быть. Нет — не надо. Но для себя мы можем сделать знак. Скажем, кольца с алой пятиконечной звездой. И носить — для себя. Чтобы помнить.

Я медленно кивнула.

Можем.

И сделать, и помнить, и может, когда-нибудь стать достойными тех девчушек, которых перековала и перекалила в своем горниле война.

Семнадцать лет.

Младшим было семнадцать лет… и они предпочитали умереть в небе, а не сдаться на земле.

Я рассказывала, девушки слушали.

Потом мы пели.

И эту песню, и другие… не все подходили сюда. Все же дракон — не самолет. Но что-то остается неизменным — всегда.

— Любимый город может спать спокойно…*

*- Слова Е. Долматовского, музыка Н. Богословского, прим. авт.

— Небо — ты радость и ты наша беда,

Небо — полета счастье, но иногда…*

*- Слова С. Гребенникова и Н. Добронравова, музыка А. Пахмутовой.

— Мне кажется поpою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей…*

*- автор текста Расул Гамзатов, музыка — Ян Френкель, Журавли, прим. авт.

Здесь не было именно такого песенного жанра. Вот баллады — были. Длинные и красивые. Канцоны, лэ, виреле, разные пастуреле и плачи. * А вот так, чтобы коротенько и о главном — не случалось.

*- достаточно архаические музыкальные формы, прим. авт.

Так что мы пели. Потом еще пили. Потом уснули у костра.

Может, так и создаются отряды? Когда сначала бой, а потом вот такие посиделки?

Наверное. Но мне кажется, именно в