– Оливия, – позвала я горничную. – Приготовь меня ко сну.

Я бы могла и сама раздеться, но уяснила, что самый большой страх горничной в том, что хозяйка начнёт ей пренебрегать.

Это могло означать, что в скором времени её понизят до кухни или прачечной. А там работа тяжёлая, беспросветная, и нет никакого шанса снова вырваться наверх снова.

Раздевшись, я обнаружила, что белого пятна на бедре больше нет. Осмотрела себя в зеркале: ничего не изменилось. Кроме того, что худое тело Арисы налилось силой.

– Вы устали, ваша милость, – мягко сказала Оливия, подавая мне ночную рубашку, больше похожую на рубище, чем на нательное бельё, к которому я привыкла. Ещё один повод со стороны короля с королевой унизить меня. – Не бойтесь, ваши горничные просили передать, что возносят за вас молитвы в Храме Единой Богини.

– Боюсь, она отвернулась от меня, – усмехнулась я. Даже если она существует, ей нет дело до иномирянки.

– Не говорите так, миледи.

Я замерла, подумав, что ослышалась. «Миледи» – титул для замужней дамы, чей супруг достиг высокого положения при дворе. Я была не замужем.

Правда, так ещё величали фаворитку короля, но и здесь мимо.

– Я не миледи.

– Всё поменяется. Отдыхайте.

Оливия накрыла меня одеялом, довольно тёплым для ветхого белья, выделенного мне как пленнице короны. Той, с которой и считаться не следует.

– Выдра будет спать со мной, – сказала я тоном, не терпящим возражений. – Так будет теплее и спокойнее.

Горничная возражать не стала, а лишь поклонилась и вышла, пятясь к двери.

Сон сморил меня сразу, хотя я думала, что долго не засну. Сказалась усталость и пережитые минуты волнения.

– Ну как, я смотрю, ты последовала моим советам? – пропищал Выдра, снова приняв облик человека.

Мы стояли напротив большого напольного зеркала. На мне была надета та самая амазонка со времени королевской охоты, и причёска осталось той же, только шляпка куда-то исчезла.

Выдра —, поскольку настоящего имени бывшего придворного я не знала, то оставалось называть его так – , стоял позади и по-мальчишески выглядывал из-за моего правого плеча.

– Теперь ты закрепила позиции в этом мире, соединилась с мужчиной, да ещё с каким! У тебя чутьё, сестрёнка, на чернокнижников, – подмигнул Пузырь. – Осталось только определить врага, чью кровь ты прольёшь. Мне надо бы перекинуться в твой мир, как можно скорее. Надоело быть болотной выдрой, знаешь ли! Даже задницу толком не почесать!

– Может, Великий Магистр?

– Может. Мне-то что?! Даже приятно, что ты выбрала именно того, кто стал виновником моей гибели! С удовольствием!

– А что делать-то? – спросила я, не отводя взгляда от нашего отражения.

Боялась, что стоит обернуться, и сон истает. Надо бы сначала получить ответы на жизненно важные вопросы.

– Возьми. Когда он дотронется до тебя, незаметно прикрепи это к мантии. Остальное предоставь мне.

Я хотела спросить, что именно мне прикрепить к одежде инквизитора, но внезапно зеркало исчезло, и я осталась в полной темноте. Пузыря рядом не было, не знаю откуда, но я чувствовала это.

Проснулась же на рассвете и с громким криком.

– Что такое, миледи? – прибежала заспанная Оливия и, проверив комнату, уложила меня обратно на подушки. – Отдохните, скоро вставать и одеваться.

– Да, сегодня заключительное слушание по моему делу. У меня ведь нет шансов, правда?

Как бы я хотела услышать сейчас что-либо ободряющее. Например, что принц настоит на своём. И что мне ничего не грозит.

– Не знаю, миледи. Молитесь Единой Богине, она убережёт вас от бед, – уклончиво ответила горничная и опустила глаза.

Никто не верил в моё спасение. Из лап Великого Магистра Петера Джеймса ещё никто не уходил живым.

Оливия погасила свет и ушла. Пузырь фыркнул во сне и повернулся на другой бок. Этого засранца ничто не могло разбудить раньше срока!

Я погладила его по спинке и в хвосте обнаружила фиолетовую бусинку. Она слегка мерцала во тьме, но неярко, не так, чтобы привлечь ненужное внимание.

Твёрдая, гладкая, тёплая. Я крепко сжала её в кулаке и почувствовала, что это именно то, о чём говорил во сне Пузырь.

Так и заснула, сжимая её, как спасательный круг, за который хватается утопающий.

Спустя пару часов меня разбудила Оливия. Горничная не суетилась, словно одевала и причёсывала меня не на суд, а на коронацию.

– Откуда это платье? – спросила я, увидев, что именно принесли молчаливые слуги.

Они старались не смотреть на меня, чертя охранные знаки, и спешили удалиться, пятясь к дверям, будто опасались показывать спину.

Наряд был великолепным. Кремовое, цвета шампанского, с тончайшими кружевами и пышной юбкой, платье вполне могло служить для праздничного выхода королевы. Или невесты.

– Это прислал его высочество. Просил передать, что оно убережёт вас от дурного глаза.

Ага, конечно. Самое страшное, что меня ждёт, – это дурной глаз!

– Его слуга передал слова его высочества? – спросила я, пока Оливия сооружала у меня на голове сложную причёску, украшенную живыми цветами. Лилиями.

Кто сказал, что платье прислал принц?

– Нет, молодой человек. Стефен, кажется. Внук библиотекаря.

Ну, тогда можно не волноваться. Хотя что я такое себе напридумывала?!

Через три четверти часа я была полностью готова. Посмотрела в зеркало и осталась довольна внешним видом.

Говорят, королева Шотландии Мария Стюарт надела на собственную казнь красную нижнюю рубашку, чтобы поразить свидетелей и палачей своей красотой.

Сейчас я чувствовала нечто подобное. Если суждено умереть, пусть судьи и присутствующие запомнят меня прекрасной девой, а не затравленным зверьком, боящимся собственной тени. Именно так я буду идти, с высоко поднятой головой.

Пока я прокручивала всё это в голове, за дверью послышала возня и крики: «Дорогу его величеству королю Джэру Первому!» Мы с Оливией переглянулись и, присев в полупоклоне, склонили головы.

Дверь отворилась, Оливия, пятясь по знаку короля, вскоре оставила нас наедине.

– Не буду рассыпаться в любезностях, Ариса, дочь Офосская, – проговорил он, приподняв меня за плечи и тут же ухватив за подбородок. Король поворачивал мою голову из стороны в сторону, словно желал хорошенько рассмотреть лицо. – Сегодня тебе вынесут смертный приговор. Никакой бывший принц не сможет тебя спасти, не надейся на это. Но я здесь, чтобы сделать последнее предложение.

– Я слушаю, ваше величество, – пролепетала я, опустив глаза. От короля веяло абсолютным сознанием собственной власти.