с которого свисала роскошная люстра с хрустальными подвесками, потом снова осушил бокал. Интересно, и давно он так бухает? Похоже, что — не один день. Как только на ногах держится? И зачем ему понадобилось, чтобы я притащил ему рукопись и корректуру из редакции? Собутыльник нужен, что ли?

— Я привез пьесу Климкина и корректуру вашего произведения, — сказал я.

— Климкина выбрось в ближайшую урну на улице, — пробормотал он. — Считай это моей рецензией… А корректуру… Сам ее глянь и отдавай на верстку.

— Хорошо, я так и сделаю.

— Ну и молодец.

Тот снова смотрел больше в потолок, чем на меня. Разговор не клеился. Похоже, драматург был в длительном запое и не нуждался ни в собутыльниках, ни в собеседниках. Что у него случилось? Горе какое-нибудь или творческий кризис?.. А может?.. Как бы там ни было, без нужных мне ответов я не уйду. Я не поленился, встал из кресла и налил хозяину квартиры, который по-прежнему пялился на люстру. Протянув руку, легонько стукнул своим бокалом о бокал хозяина, и тоненький звон прокатился по квартире, в которой никого, кроме нас с Сивашовым, не было.

— Давно в запое? — спросил я напрямик.

Хозяин квартиры посмотрел на меня с удивлением. Взгляд его стал понемногу проясняться.

— С воскресенья, — ответил он. — А тебе какое дело?

— Много проиграли? — продолжал я допрос.

— Тридцатник…

— Тридцать рублей? — удивился я.

— Тридцать тысяч, болван! — рявкнул Сивашов.

Я невольно присвистнул. Сумма действительно впечатляла.

— Трегубову, Губареву и Панкратову? — уточнил я.

Драматург вскочил, расплескав содержимое бокала. К застарелой вони табака и заплесневевшей жратвы примешался резкий аромат можжевельника.

— Откуда ты знаешь? — прошептал хозяин квартиры. — Ты что, из органов?..

— Я из отдела прозы журнала «Грядущий век», — ответил я. — Я же вам рукопись привёз, какие органы.

— А-а, так, значит, тебя эти суки тоже раздели до нитки?..

— Нет, но у меня с ними свои счеты…

— Хм, народный мститель… Робин Гуд…

Он шевелил губами, будто продолжая беззвучно бормотать.

— Типа того, — коротко ответил я.

— Ну и чё ты от меня хочешь?..

— Где они катают?

Времени на задушевные разговоры и расшаркивания у меня не было.

— По-разному, — не сразу ответил Сивашов. — Иногда — на даче у этого козла, Губарева, а иногда — в мастерской пидо…са Трегубова… Бывают у них и выездные сессии… На курортах… Или — в гостиницах…

— Так. И где они находят клиентов?

— Тоже — по-разному… У них полно осведомителей — официанты в ресторанах, горничные в гостиницах, проводники в поездах, стюардессы в самолетах, банщики… Меня лично в бане подцепили…

Он устало махнул рукой.

— Как оказаться среди их клиентов? — выстрелил я в него очередным вопросом.

— Я специально не пытался, — хмыкнул тот. — Вероятно, надо попасться на глаза их осведомителям и посветить при них бабками…

— Понятно… — протянул я.

— А ты играть-то умеешь?

— Нет.

— Ну тогда чего ты лезешь?.. — пробурчал драматург. — Эти каталы тебя мигом разденут, разуют и на процент поставят.

И тут меня осенило. Не просто так я про него вспомнил!

— Научите меня играть?

— Да ты парень и впрямь полоумный! — выпучил глаза Сивашов. — С какой стати я тебя буду чему-то учить⁈ Ты кто такой есть?..

— Я человек, который может вам помочь…

— И каким же макаром?..

Я ткнул пальцем в заваленный стол.

— Я знаю, что «Гражданский брак» не поставят в Художественном, потому что ваша бывшая жена не хочет видеть в этом театре спектаклей по вашим пьесам.

— Да, эта сучка подмахивает худруку, — пробурчал хозяин квартиры, — и вертит им, как хочет… Тоже мне новости.

— Ну так вот, — продолжал я. — И вы положите пьесу в стол, тогда как ее с руками оторвут в любом другом театре…

— Откуда ты знаешь? — удивился тот. — Ты что, ее читал?..

Мне хотелось сказать: я ее смотрел, но это бы прозвучало по-идиотски. Хотя в перестройку «Гражданский брак» прошумел на всю страну. И не только — на нашу. Пришлось выкручиваться.

— Чутье у меня… Да вы спросите у Станислава Мелентьевича, он подтвердит.

— Ну-у, может — в «Современник» предложить, — задумчиво произнес Сивашов.

— Именно — в «Современник»! — подхватил я. — У них там сейчас идут активные поиски современной пьесы на актуальную тему… Им такое и нужно.

— О, за это надо выпить!

Он потянулся к бутылке, но я ее схватил первым.

— Научите меня играть в преферанс?..

— Научу-научу… — нетерпеливо проговорил драматург. — Наливай!

Сивашов назначил мне время первого занятия, и мы распрощались. Рабочий день уже подошел к концу, так что в редакцию мне можно было не возвращаться. И я направился домой.

В прихожей меня встретила Надя. На губах ее цвела улыбка, а в глазах застыл упрек. Женщины есть женщины. Они считают, что мужчина должен быть при них неотлучно, даже если он и не муж.

Я сразу же залез в ванную, а когда вышел из нее, родственница позвала к столу. Правда — не на кухню, а в наше с ней жилище. Это меня удивило, но не насторожило. Соседей не было видно, ну так они, может, отсутствовали или по комнатам своим сидели?.. Хотя почему все-таки Наденька накрыла к ужину не на кухне?.. Жареная картошечка. Квашенная капустка. Котлетки. Чай. Все очень просто и сытно. По-домашнему. Сама родственница ела мало. Больше на меня поглядывала. Виновато.

— Что-то случилось? — спросил я, набив брюхо.

— Да нет… — смутилась Надя. — Ничего особенного…

Так. Я поднял на неё уже более внимательный взгляд.

— А что именно?

— Да так… Марианна Максимовна на меня обиделась.

— Из-за чего?

Честно говоря, мне сложно было представить, из-за чего могла обидеться эта мягкая женщина.

— Да ни из-за чего! — возмущенно произнесла родственница. — Просто она меня ревнует…

Та-ак… Началось. Только ссор в коммуналке мне не хватало. И что теперь с этим делать? Юрьева, видать, почувствовала, что Савелий Викторович к Наденьке неравнодушен. Я прикинул, что тут можно сделать. Попробовать поговорить с Марианной Максимовной? А что я ей скажу?.. В такие дела лучше вообще не лезть, себе дороже.

— А ты что —