момент может обернуться против тебя и разрушить весь твой мир. Я мог бы пойти на все и испортить все ее взгляды на жизнь, сказав ей, что счастье можно превратить в оружие в мгновение ока, уничтожив тебя в ту же секунду, когда оно будет потеряно. Люди, которые говорили, что лучше любить и потерять, чем не любить вообще, не знали, о чем говорят. Я бы все отдал, чтобы стереть каждую секунду своей жизни, проведенную в любви к кому-то. Стереть каждый момент, когда мое сердце было полно, а жизнь завершена. Я бы предпочел не иметь воспоминаний, чем ходить с засохшим сердцем.

Сиенна прочистила горло, сделав глоток вина.

— Давай сыграем в игру.

Заинтригованный, я поднял бровь.

— В какую игру?

— Я говорю две вещи, а ты должен выбрать одну из них.

— А если я не хочу выбирать ни одну из них?

— Тебе придется.

— Но что, если я не хочу?

Она нахмурилась.

— Теперь посмотри, кто ведет себя как двенадцатилетний?

Я постучал пальцем по столу, изучая ее.

— Ладно.

— Отлично. А теперь, — она заправила волосы за уши, — ночь или день?

— Ночь.

— Кофе или чай?

— Кофе.

— Деньги или любовь.

Мое сердце икнуло.

— Деньги.

— А я должна быть поверхностной.

— Ты закончила?

— Нет. — Она выпрямилась на своем месте. — Сладкое или соленое?

— Соленое.

Ее глаза потемнели, и она сжала губы.

— Брюнетки или рыжие?

Я наклонил голову в сторону.

— Серьезно?

— Ответь.

Я покачал головой из стороны в сторону.

— Отлично. Рыжие.

— Шелк или веревка?

Мой член зашевелился, а ее щеки покраснели.

— Веревка.

— Жестко или мягко?

— Жестко.

Ее горло дернулось, когда она сглотнула.

— Нежно или грубо?

— Что ты делаешь, Сиенна?

— Мы играем в игру.

— Ну, я закончил играть. — Я встал и хотел собрать тарелки, когда она протянула руку, положив ее поверх моей.

— Твоя очередь, — сказала она, встретившись с моими глазами. — Спроси меня.

Ощущение ее руки на моей заставило мои внутренности оживиться, ее прикосновение обжигало мою кожу. То, как она смотрела на меня, ее зеленые глаза практически умоляли меня подыграть ей. Задавать ей вопросы, на которые она сгорала от желания дать мне ответы. Неужели эта женщина не знала, что ей не нужно играть в игры, чтобы заморочить мне голову? Одного взгляда на нее, близости с ней было достаточно, чтобы мой самоконтроль истлел в пыль.

Я сел обратно, не сводя с нее глаз.

— Светлое или темное?

— Темное.

— Тепло или холод?

— Тепло.

Я откинулся назад, потирая пальцами челюсть. Воздух вокруг нас был чертовски осязаем, электричество потрескивало, как лесной пожар.

— Огонь или лед?

— Огонь.

— Любовь или похоть?

Она сглотнула, и мой взгляд упал на ее нежное горло, мои губы горели желанием прикоснуться к ее коже.

— Любовь или похоть, Сиенна?

— Это трудный вопрос.

— Нет, это не так. Он очень простой. Любовь… или похоть?

— Почему мне кажется, что есть правильный и неправильный ответ?

Я сел, положив локти на стол.

— Ты хотела играть в эту игру, так играй. Любовь или похоть?

— Хорошо. — Она надулась, поджала губы, прежде чем, наконец, ответить: — Похоть.

— Лгунья.

— Я не лгу.

Воцарилась тишина, хотя энергия между нами была чертовски громкой, чтобы ее игнорировать. Мы уставились друг на друга, и мне пришлось бороться с желанием перепрыгнуть через этот чертов стол, схватить ее и трахнуть прямо здесь, в этом чертовом патио.

— Ладно, — согласился я. — Я притворюсь, что верю тебе.

— Я не лгу, Ной.

Я проигнорировал ее.

— Нежно или грубо?

— Грубо.

Мой пульс начал учащаться.

— Шелк или веревка?

— Веревка.

Мой член затвердел.

— Боль или удовольствие?

Она прикусила нижнюю губу, перебирая пальцами прядь волос.

— Это вопрос с подвохом.

— Как это? — Я с любопытством посмотрел на нее.

— Для меня это одно и то же.

— С каких пор?

— С прошлой ночи.

Я перестал, блядь, дышать, мое тело напряглось, мышцы натянулись. В ее глазах был голод. Я узнал его, потому что тоже чувствовал его. Он прогрызал мои кости, кусочек за кусочком, сводя меня с ума. Как бы я ни напрягался, я не мог заглушить звук своей крови, гудящей от желания этой женщины, ее греховно вкусные губы практически умоляли меня поцеловать их. Прикусить ее нижнюю губу и почувствовать металлический вкус ее крови на своем языке. Боже, безумие, которое последует за этим, будет неудержимо, и ничто не усмирит его, пока мы оба не насытимся. Насытимся и тщательно трахнемся. Но мой моральный компас продолжал вести меня в другом направлении, подальше от нее. Она была еще молода, ею легко манипулировать и соблазнить перспективой любви. Я знал, что она лжет, когда выбирает похоть вместо любви. Вопрос заключался в том, притворюсь ли я, что принимаю ее ответ за правду, и сделаю то, что хотел, чтобы насытиться ею? Или я скажу, что это чушь, и уйду?

Не отрывая от нее глаз, я потянулся за своим бокалом и опустошил его одним большим глотком, сжимая губы вместе, когда глотал.

— Прошлая ночь даже близко не стояла с тем, насколько плохо это может стать.

— Мне все равно.

— Это скользкая дорожка, Сиенна. Как только ты почувствуешь вкус этого, ничто другое уже не сравнится. Твой маленький ванильный парень больше никогда не удовлетворит тебя.

— Он уже не мог удовлетворить меня, и я никогда не знала почему. — Она облизала губы. — До прошлой ночи.

Я тяжело сглотнул; мои внутренности сжались.

— Что ты хочешь сказать?

— Я говорю, что сегодня утром, когда я увидела это, — она подняла рубашку, показывая мне синяки на талии, — мне это понравилось, Ной. Мне понравилась мысль о том, что ты сделал это.

— Господи Иисусе. — Я встал и потопал на другую сторону патио, нуждаясь в гребаном воздухе, и видит Бог, я не мог дышать, когда эта женщина была слишком близко. Положив руки на бедра, я шагал, мои мысли были в хаосе. — Ты думаешь, мне нравилось причинять тебе боль?

— Да, — ответила она, в ее голосе звучала уверенность. — Я думаю, тебе это понравилось.

Я замолчал.

— Тебе нравилось причинять мне боль так же, как мне нравилось, когда ты причинял мне боль.

Я усмехнулся и отвернулся. Это было безумие, и я не знал, как это, черт возьми, произошло. Я прошел путь от бесцельно скитающегося тенью человека, которому больше нечего терять, до человека, которого связала колючей проволокой рыжая сирена, чьи губы были на вкус греха и тьмы. Женщина, у которой была сила и средства, чтобы накормить зверя, которого, как я был уверен, я приручил чертовски давно.

Нет.

Я уже проходил этот путь, и он