Вот и мы влипли. И плевать на ведомственную принадлежность. Улица – равно экстренность, обслуживать надо в любом случае.

Женщина лежала ничком, неловко подвернув под себя левую руку. Правая, наоборот, откинута в сторону. Чуть вдали лежит черная дамская сумочка, отлетевшая при падении. Синее платье, красивое, шелковое, подвернулось, обнажив трусики. Туфелька слетела с ноги, и я на секунду удивился, где же она так побила ступни. Будто всю жизнь босиком кирпичами в футбол играла. И никакая она не женщина, скорее, девчонка. Только худая, пипец. Если по весовым категориям, она бы и в наилегчайшую, самую первую, не отобралась.

Но это мельком, пока я переворачивал ее на спину и пытался нащупать пульс на сонной артерии. Хотя одного взгляда на уже остекленевшие и оставшиеся открытыми глаза с расплывшимися зрачками хватило, чтобы понять – для нас тут работы больше нет. И Геворкян это прекрасно понимал, но шоу должно продолжаться. Так что мы мерили давление, цепляли электроды кардиографа, дышали амбушкой и качали грудь посредством непрямого массажа.

Когда приехали менты, вызванные по нашей просьбе, прошло двадцать две минуты. Мы остановили реанимацию ввиду неэффективности, не дотянув до положенных тридцати минут. Но это мы знали время начала, а не эксперты. Да и незачем было ее мучить. На ЭКГ с самого начала была асистолия, тут никакая стрельба дефибриллятором не помогла бы, даже будь он у нас. Наоборот, если так хоть теоретический шанс есть, то после начального разряда в сто пятьдесят джоулей – вообще ноль. Хорошо, водитель помогал, я смог уколоть атропин с адреналином под язык. Толку, правда, никакого, но хоть что-то сделали.

Стражи порядка разогнали любопытных стандартным вопросом о свидетелях. Остался старичок с палочкой и та самая женщина, что бросалась под колеса нашей машины. Сержант открыл сумочку и достал паспорт. «Котик Ирина Андреевна, шестьдесят третьего года», – пробормотал он, записывая данные. Итить же… Восемнадцать лет! Болела, может? Или добила себя диетами?

Следующим он выудил пропуск на работу. Государственный Большой театр. Балерина. Жаль девчонку. Всю жизнь с раннего детства вкалывала у станка, рвала связки и разбивала ступни на пуантах. Крутила фуэте и мечтала выйти из кордебалета. Отказывала себе в еде и ходила на бесконечные репетиции. И всё напрасно.

– Собирайте вещи, Андрей, поедем, – вырвал меня из задумчивости Геворкян.

* * *

– Я, я… объяснить хочу!

Стоило мне добраться до фойе кремлевской «скорой», как я нос к носу столкнулся с… растрепанным Игорем Андроповым. В больничном халате, с газетой в руках.

– Вы что, сбежали из наркологии? – обалдел я.

– Я? Нет, конечно, – глаза сына председателя КГБ бегали, будто он ищет только что потерянную шпаргалку с подсказками для разговора. – Отпросился. Тут же в соседнем корпусе.

– Ну раз отпросились…

Я направился в пустой буфет, попросил себе и Андропову чая. В наличии были свежие плюшки с корицей – взяли и их.

– Ну так что вы там хотели объяснить? И почему мне?

– Тебя очень Цинев хвалил отцу. Говорит, что ты новая восходящая звезда нашей медицины.

Я посмотрел на первую полосу «Правды», державный бровеносец получил какую-то очередную цацку на широкую грудь. «50 лет в партии» или «Первый август в этом году». Что-то типа того.

– Не знаю, насчет звезды, но судя по румянцу – прокапали мы вас хорошо.

– Именно. У меня такое первый раз! Обычно выход из запоя очень тяжелый, мучительный. А тут как огурчик.

– Никаких секретных методик! – я поднял руки в защитном жесте. – Обычные препараты, ничего сверхъестественного.

– …Я будто проваливаюсь туда, в синеву, – Андропов был на своей волне и меня не слушал. – Обычный человек, обычная жизнь. Хожу в министерство, работаю. А потом бац, меня нет! Раньше гудеж имел какую-то предысторию. Повысили по службе – папу все боятся, меня быстро двигают вверх в центральном аппарате МИДа, ушла девушка или бросил ее, праздники или просто пошло что-то не так… естественно, всегда все решает и помогает литр водки, другие мысли не приходили в голову никогда. Последние четыре года все по-другому, женился, меня любят, я взаимно, с работой все гладко. Но… стабильно раза два в год, когда все прекрасно, я улетаю в запой недели на две, а то и больше. Уезжаю из дома на старую квартиру родителей, покупаю все с запасом, чтобы меньше выходить на улицу, закрываюсь и пью один. Помню только первый день, дальше это похоже на самоубийство, потому что цель одна: скорее вырубиться и не думать, не вспоминать. Где-то читал, есть такая стадия алкоголизма, или это отдельное заболевание – дипсомания, симптомы схожи. Без причин слетаешь, потом так же вылетаешь. Живу, работаю дальше год или полгода и даже не думаю об алкоголе, пусть даже рядом кто-то бухает, но я знаю, что-то со мной произойдет в определенный момент, что-то щелкнет, а узнаю я об этом только в тот первый день, который помню…

Игорь говорил быстро, сбивчиво, будто пытаясь что-то до меня донести. Важное. Но в откровениях алкоголиков нет ничего важного. Вся их болезнь развивается по скучному стандарту. Будто в СССР есть ГОСТ «алкоголизм».

– В этот раз была новая домохозяйка. Она испугалась, вызвала сразу вас… – Андропов на автомате выдул горячий чай, даже не заметил. Может, крикнуть санитаров? Что-то он перевозбужденный какой-то – У меня просто нет силы воли завязать. Так мне отец сказал. Я слабак.

– Он говорил это в сердцах! – резко произнес я. Надо этот поток бреда заканчивать. – Вы поймите! На тему алкоголизма написаны тысячи научных статей, куча народа защитила диссертации. Придуманы всякие лекарства, «торпеды». А воз и ныне там. Не умеют массово лечить это заболевание. Знаете, какая доля ремиссии у алкоголиков? Всего пятнадцать процентов могут завязать навсегда. И дело даже не в силе воли. Алкоголь ломает людей медленно, но верно. Так, как не снилось ни одному наркотику. Обычные люди не понимают, насколько сильно этиловый спирт встраивается в биохимию мозга. Только и могут, что продолжают говорить: «У тебя нет силы воли!», «Ты тряпка».

– Да, да, я тоже много над этим думал. Пытался выйти из качелей – «запой – чувство вины – обещания», но ничего не выходит. – Игорь скомкал «Правду». – Что же мне делать? Помоги!

– Одну методику мы вашему папе предложили, – тяжелый вздох вырвался сам собой. – Но там не быстро. Пока обкатают, полгода, год.

– А что-то побыстрее можно? Я на все согласен!

Я задумался.