Сей хан был человеком слабодушным и трусливым. Отправился он как-то в летнее время /198б/ в область Котайк к истокам многочисленных родников, которые зовутся Кырх-Булах, что значит Сорок родников. И расхвалили там истоки реки Касах и плодородие области Ниг. И повелел он перевезти его туда со всем станом, чтобы провести там лето. Пробыв там несколько дней, услышал он, что османы, находящиеся в Карсе, собрались, чтобы неожиданно напасть на него. Услышав это и поверив в достоверность слуха, он испугался и приказал всем бежать кто куда хочет. Сам же верхом на коне /199а/ бежал в Карби. Многие покинули свой багаж и имущество и бежали с ханом. Меж тем повара, поставив котел на огонь, варили для хана обед. Когда они увидели, что хан бежал, вылили полусваренный обед, взяли котлы и [тоже] бежали. Услышав об этом, османы стали смеяться и называли его Плов-Токан-хан[176]; так и зовут его по сей день.

Османы же собрались по следующей причине. Узнали они о том, что хан прибыл к их границе, и испугались, что, быть может, он нарочно остановился там, чтобы неожиданно /199б/ напасть на их страну и ограбить ее. Так они подозревали, а он, испугавшись их, удрал и стал посмешищем для всех.

Услышал об этом шах и хотел его наказать, но пощадил, ибо он был его [преданным] слугой, и сказал: “Ереван [находится] недалеко от страны османов, поэтому Начаф-хан побоялся, как бы его не взяли в плен. Пошлите его в глубь страны, чтобы османы не могли взять его в плен. И повелел ему выехать из Еревана и отправиться со всем своим имуществом в Шамаху. И он уехал, однако вспоминал исполненную благ страну Араратскую и вздыхал.

Действительно, богата земля /200а/ Араратская деревьями и насаждениями, плодами и семенами, цветами и травами, горами и долинами, реками и родниками, садами и огородами, птицами и четвероногими, дикими животными и дичью — богата и изобилует всякими благами. Обо всем этом думал Начаф-хан, вспоминал и хвалил места развлечений и все другие места. Вот поэтому певцы-сказители оплакали в песне его удаление из Еревана и изгнание в далекую область и обоснование его в стране худой и бедной.

Глава XXXV

О КАТОЛИКОСЕ АКОПЕ

Наш блаженный отец и достопочтенный патриарх /200б/ Акоп родом из поселка Джуга в Исфахане был сыном благочестивого человека и учеником вардапета Хачатура Кесараци, епархиального начальника Джуги. Научившись у него добродетельной жизни и всей науке Божественных Книг, стал он безбрачным священником. После смерти вардапета Хачатура прибыл он к Святому Престолу Эчмиадзина, и католикос Филиппос, посвятив его в сан вардапета, послал его в страну греков своим нвираком. Вернувшись оттуда, прибыл он в Святой Эчмиадзин. И назначил его католикос своим преемником и заместителем, обязанности коих он долго исполнял, /201а/ мудро управляя делами духовными и мирскими. Пробыв долго в Святом Эчмиадзине, отправился он в монастырь Святого Первомученика, который находился в селе Шамбидзор, где он снес старую и развалившуюся церковь, соорудил [новую], красивую церковь и завершил ее, построив ограду, кухню и кельи.

В то время когда он находился там, в монастыре Святого Первомученика, в 1102 (1653) году умер в Святом Эчмиадзине католикос Филиппос. Отправили гонца, привезли Акопа и в Вербное воскресенье посвятили его в католикосы. /201б/ После этого принялся он за добрые дела: увеличил число монахов при Святом Престоле, окончил строительство колокольни, ездил по монастырям, и, если сталкивался с какими-либо недостатками в духовной ли жизни или светской, он их устранял. Установил, чтобы каждый год всем монастырям давали по 10 литров масла на освещение церкви, а также 20 литров вина для прихожан.

Затем отправился он к шаху Аббасу Младшему, чтобы представиться ему и получить /202а/ указ о возведении в сан католикоса. Повидал он сперва князя князей, которого называют эхтимал-довлатом, и познакомил его со своим намерением. Князь ответил: “Придешь в тот день, когда сообщу тебе”.

Уйдя [оттуда], приготовил он подобающие дары и 300 золотых [монет] согласно установлению прежних католикосов. Написал и прошение, то есть арз, и стал терпеливо ждать, с великой надеждой молясь Богу о том, чтобы удалось его дело.

Однажды в среду прибыл посланный /202б/ звать его ко двору. Представ перед шахом, преподнес он дары. Посмотрев на него, спросил царь: “Ты мусульманин или идолопоклонник?” Ответил католикос: “Упаси Боже, я не идолопоклонник, но и не мусульманин”. Спросил шах: “Кто же ты?” Отвечает католикос: “Я христианин”. Говорит шах: “Кто такой по-вашему Христос?” Отвечает католикос: “Мы следуем тому, что написали пророки: “Кто добр, тот получит награду, а кто зол, тот будет наказан””. Говорит шах: “Вы считаете Христа Богом?” “Да”, — отвечает католикос. А мусульмане так и ждали, что вот изрубит он его на куски. /203а/ Но, как сказал Соломон, “сердце царя — в руке Господа…”[177]. Повернул шах лицо к вельможам и говорит по-персидски: “Ежели и мы назовем его Богом, какой будет [от этого] вред?” И затем приказал католикосу: “Садись, халифа”. И так как знал он язык персов, то, услышав сказанное шахом, возрадовался превыше меры. Говорит шах католикосу: “Поведай про свидетельства пророков о Христе”. И вот, начав свою речь, католикос стал объяснять все от Моисея и до Христа. И слушали вельможи все, что говорил католикос. Когда он кончил, спросил шах, /203б/ [обратившись к вельможам]: “Вот он приводит свидетельства пророков, что вы ответите на это?” Никто из присутствующих ничего не ответил. Сказал тогда шах: “Чего ты добиваешься? Напиши прошение, и мы исполним твое желание”. Поклонившись царю, католикос вышел.

И написал он такое прошение. “Да будет доложено великому и могучему государю прахом ног его, что ты повелел: изложи нам письменно твое желание. Слуга твой не молит для себя никакого имущества, но просит у твоего величества дар, остающийся навечно, ради жизни твоей и твоих сыновей, из рода в род, а именно [просит] пожаловать десятину /204а/ села Эчмиадзин монастырю, ибо испокон веку принадлежала она монастырю, но по слабости владык наших ханы захватили ее без ведома государей и сами пользуются ею”.

Прочитав это прошение, царь приказал найти дафтар. Проверили дафтар и ничего не нашли относительно этого и сообщили царю. Тогда повелел царь написать царским велением указ, то есть рагам, и вручить ему: “Если в Эчмиадзине на патриарший престол сядет даже слепая старуха, пусть владеет ею (десятиной) и пусть никто из правителей и царей не осмелится подойти близко и протянуть руку к этой