Шрифт:
Закладка:
========== Глава 15 ==========
Решение пришло к Оливии вместе с конвертом от Хэлли, из которого помимо обычного скудного письма, выпала карточка с приглашением на свадьбу. Хэлли, к несчастию родителей, не одобрявших ее выбор, выходила замуж за Даниэла.
Оливии было безразлично, за кого ее сестра выходила замуж. Что было важно, так это скоропалительность свадьбы (Хэлли несомненно была в положении). Торжество было назначено на начало июня и предоставляло возможность претворить в жизнь план побега, занимавший ум Оливии последние недели. Оставалось лишь найти нужные слова, чтобы убедить Колдблада пренебречь своим правилом о принудительном заточении.
Следуя давно устоявшемуся ритуалу, перед тем как покинуть покои, Оливия придирчиво осмотрела себя в напольном зеркале и с радостью констатировала, что пребывает в одном из лучших дней своего цикла, когда черты лица будто бы мягче и симметричнее, чем обычно, цвет кожи — румянее и под глазами нет синевы. Она заметно поправилась и вернула себе цветущий вид, какой имела до замужества. Еще и волосы ее были уложены иначе: набок, как это недавно стало модно, и это необыкновенно подчеркивало изящный овал ее лица. Кисть ее правой руки теперь украшал золотой браслет с подвеской в виде лилии — неожиданный подарок графа. Оливия приняла его с беспечностью и иронией, стараясь не показывать, как много он для нее значит, но берегла его больше, чем какой-либо другой предмет из своего гардероба. Она даже ложилась в нем спать, рискуя порвать тонкую цепочку, а посреди дня часто задумчиво теребила подвеску, до тех пор пока металл в ее пальцах не становился теплым.
Теперь она грезила о юге: о светлых льняных платьях, шуме прибоя, звуках гитары и холодном шампанском. Она никогда не была на юге прежде — все ее представления были зарождены прочитанными романами, — но ей казалось, что именно там, любуясь садящимся солнцем на исходе длинного дня, она обретет покой и гармонию, и она набиралась терпения. В глубине души ей бы хотелось, чтобы Колдблад сопровождал ее, оставив ненавистный им обоим холод и свои первобытные убеждения, будто она должна отдать свое сердце мальчишке, но она знала, что на это не стоит рассчитывать. Она не понимала графа, его одержимость искуплением, меланхолию и чувство долга, но интуитивно она чувствовала, что решение, на первый взгляд казавшееся самым простым и удобным для них обоих, было бы им с презрением отвергнуто. И раз так, все, что ей оставалось, это взять свою судьбу в свои руки.
Колдблада она нашла в малой гостиной: он всегда приходил сюда после завтрака. У Оливии тоже появилась своя привычка. По ее просьбе, в комнату из гостиного зала перенесли кресло и поставили у дальней стены, где его не могли достать сквозняки (несмотря на самый разгар весны, холода и не думали покидать территорию поместья), и Оливия устраивалась в нем, и слушала музыку. Она ждала, что таким образом лучше сможет понять графа, но он больше никогда не приоткрывал дверь в свое сердце, выбирая короткие этюды, требующие виртуозной техники и скучные для неискушенного слушателя.
Обычно, поглощенный игрой, граф не удостаивал вниманием Оливию, когда она появлялась в комнате, но сегодня, завидев ее, он быстро и, как показалось леди Колдблад, неловко перепрыгнул к финальным аккордам.
— Дорогая, не хотел поднимать этот вопрос за завтраком, но скажи мне, пожалуйста, когда ты в последний раз видела Кату, она случайно не показалась тебе немного… не в себе?
— Не более, чем обычно, — резко пожала плечами Оливия.
— Не знал, что она у тебя в немилости.
— А я вот никогда не понимала причин вашего… фаворитизма. Вы всегда подчеркивали, какой Ката замечательный человек, говорили, что она сердце этого дома, но лично я этого никогда не замечала. Мне она всегда казалась сотканной из лжи, — Оливия поморщилась, вспоминая дрожащие руки Каты и ее будто бы молящую о снисхождении улыбку. В последнее время гувернантка и в самом деле стала еще несноснее: какое-то затаенное торжество теперь читалось в глазах Каты, когда она встречалась с хозяйкой дома. Ката словно знала что-то такое, чего не знал никто, и это знание вызывало в ней чувство превосходства по отношению к окружению. Возможно, она ждала предложения руки и сердца от одного из слуг дома? Конечно, Ката — замухрышка, но, по крайней мере, молодая, выносливая и хорошо образованная. Впрочем, у Оливии были дела поважнее, чем думать о гувернантке.
— Возможно, она казалась тебе сотканной из лжи, — поджал губы граф, — потому что ты смотрелась в нее, как в зеркало. Я всегда забываю, что ты не способна видеть за пределами своего отражения.
Оливия, которая, действительно, искала себя везде: в столовом серебре, полированном дереве, позолоченных рамах и стеклах сервантов, может и надула бы губы в другое время, но сейчас ссориться с Колдбладом противоречило ее далеко идущим планам.
— Что поделать, если отражение до того прекрасно, что так и притягивает взор? — игриво развела руками она.
— Тщеславие — смертный грех.
— Как и гордыня. С каких пор вы говорите, как проповедник? Как бы то ни было, а ведь вы правы: в жизни Каты что-то происходит. Она кажется взбудораженной. Я бы даже сказала, счастливой и взволнованной, как невеста перед алтарем, — положив руку в карман, Оливия нащупала карточку приглашения. — Кстати, по поводу невесты, я получила прекрасную новость: Хэлли, моя любимая сестренка, выходит замуж!
— Не понимаю, какое отношение имеет твоя сестра к Кате, — поморщился Колдблад, — но в своем ответном письме не забудь передать мои самые искренние поздравления. Если у тебя есть желание сделать молодоженам неприлично дорогой подарок, все мои средства в твоем распоряжении.
— Мы приглашены на свадьбу, и я бы очень — очень! — хотела пойти. У меня нет и не было никого ближе сестренки, — кривила душой Оливия. На самом деле, лишь в разлуке в их отношениях с Хэлли появилась глубина, и за последние месяцы в письмах они сказали друг другу столько, сколько не сказали за двадцать лет, которые прожили под одной крышей. Но принимать эту глубину за любовь было бы опрометчиво.
— Одним из условий нашего контракта стало то, что ты не покидаешь территории поместья, — напомнил Колдблад.
— Я помню, — кивнула Оливия. — И потому я хочу предложить вам новый контракт, — она опустила глаза в пол, переступила с ноги на ногу, изображая смятение (движение, подсмотренное у Каты), потом взяла ладонь Колдблада в свои руки и умоляюще подняла на него
