А Боря продолжал:

– Не тому мы их учили. А афганцы слушали нас, конечно, учились и приобретали опыт, но продолжали жить своей жизнью, своим укладом и своим умом. Это часто доходило до абсурда. Когда наиболее ретивые из нас не могли на занятиях добиться результата и лезли вон из кожи, афганские юноши, делая вид, что подобострастно подчиняются, улыбались и говорили: «Советник! Вы такой опытный и сильный и так хорошо это делаете, покажите ещё! А потом, как бы насмехаясь, – и ещё, и ещё…» А мы показывали и не всегда понимали: где та грань, за которой они уже «умнее» нас?

Я действительно представил наши занятия и вспомнил, что афганцы всегда нам уступали первенство в любых делах. Боря как-то раз после очередного занятия обратился к нам:

– Да вы что, не видите?.. Они же смеются над нами! Они как бы говорят: хотите стрелять – стреляйте, хотите бегать – бегайте, хотите воевать – воюйте. А нас оставьте в покое. Так считает основная масса солдат и офицеров оперативно-боевых батальонов. А оперативные батальоны – это лучшее из того, что есть в Афганских вооружённых силах…

Тогда наш разговор так ничем и не закончился. Но мы поняли одно, что афганцев мы – пока – не знаем и не понимаем! Сидя наверху, на броне бронетранспортёра, заглядывать в глаза человеку, пытаясь говорить с ним по душам, – невозможно…

Анатолий Петрович

В момент, когда до завершающей фазы операции оставалось два дня, мы с Инчаковым уехали в Ташкурган. Там, в крепости, находились основные силы нашего отдела и шла плановая боевая работа. Наши офицеры проводили занятия с пограничниками, а также участвовали в выездах на блокпосты и в заслоны. Первый раз, около месяца назад, мы целую неделю провели километрах в 70 от «цивилизации», в каком-то заслоне на реке Пяндж. Это прямо на границе с СССР. Более угрюмого и скучного места, можно сказать, до этого я не видел… От такой явной бесполезности нашего времяпрепровождения возникало только уныние и отчаяние. Мы, зарывшись в землю и окружив себя бронетранспортёрами, неделю подряд спали, ели, пили и смотрели на пустынные горы… Мне даже показалось, что командование нас специально послало в эту точку, где уже никто давно не жил. Как будто бы «с глаз долой, из сердца вон!» А к концу недели уверенность в этом, по крайней мере у нас с Юрой, была уже полной. Наверное, начальник мотоманевренной группы, к которой мы были как-то приписаны, сказал на ушко майору пограничнику, который нас тогда повёз на эту о-очень важную «операцию»: «Завези их подальше, чтобы ни их никто, ни они никого не видели!» Формально, конечно, нам даже отдали боевой приказ… И даже пояснили: «Таких точек, где идёт рутинная работа мотоманевренных групп, много. Может быть, десятки и сотни. Здесь проходят бандитские караванные тропы…» Поэтому нам было предписано быть бдительными и внимательными. Мы даже понимали смысл приказа пограничников о том, что территория нами как будто бы везде контролируется… Но нам стал понятен ещё и замысел пограничного командования, к которому мы были приписаны: никто из приехавших москвичей не должен пострадать! Отвечать за нас ни коменданту, ни другому начальству не хотелось! Я так думаю: он бы нас здесь до конца командировки так и продержал…

Информацию о том, куда и зачем передвигаются формирования «непримиримых», мы получали здесь, на границе, только из агентурных источников. Агентура афганская работала исключительно за материальное вознаграждение. Местные, уже по привычке, «несли информацию» по поводу, а чаще «без» – постоянно. Но таким обилием сведений так запутывали обстановку, что верить им стало просто уже безрассудством. Мы выслушивали часами какой-то набор фактов, маршрутов, имён… до тех пор, пока не начинали «шизеть» от услышанного.

Тогда мы с Инчаковым «мирно взбунтовались» и всё же смогли убедить пограничников, что у нас есть своя очень важная и о-очень секретная работа… Теперь, прибыв в крепость и выслушав итоги предыдущего такого же «героического рейда» нашего отдела, мы убедились, что ничего особенного в ближайшее время, кроме очередного заслона, не намечается, уехали в Мазари-Шариф на доклад уже нашему «родному» начальнику. Времени до намеченного выхода оперативного батальона Бориса на операцию оставалось уже совсем немного. Именно в Айбаке, по нашим представлениям, кипела настоящая боевая жизнь. Поэтому нам и хотелось обсудить план мероприятия со своим непосредственным командиром. Тем более его опыт и доверие к нему позволяли говорить на любую тему.

Анатолий Петрович был в это время вместо Розина начальником нашего отдела. Именно он у всех нас пользовался непререкаемым авторитетом не случайно. Близкий друг и товарищ Розина, участник его же группы во время операции «Байкал-79» по захвату Генерального штаба армии Амина 27 декабря 1979 года, проявил себя как очень храбрый и умный офицер. Человек эрудированный, грамотный, отличался ещё и тем, что его боевой опыт позволял безоговорочно верить ему как знающему профессиональному разведчику.

Полковник принял нас с явной расположенностью в своей землянке на самой окраине города. Сам заварил чай и не спеша стал расспрашивать о делах, планах, проблемах… Мы сидели в его прохладной землянке, попивая восхитительный горячий напиток, и вспоминали, что лучшего специалиста и знатока чая никогда не встречали… Анатолий Петрович о чае знал всё! Он мог рассказывать об искусстве приготовления этого эликсира жизни, как влюблённый поэт о прекрасной женщине. Даже разница закипающей воды на полградуса для него, как гуру и мастера чайной церемонии, имела значение. Качество и вкус его напитка повторить никто не мог!

Такими же глубокими знаниями он обладал в любой теме, которая касалась его профессии. Это был кладезь мудрых мыслей и опыта. Но, несмотря на явное лидерство в уме и интеллекте, он был абсолютно прост и дружелюбен. Общаться с ним было всегда легко и приятно.

Мы с Инчаковым доложили о замысле операции, о уже проведённой первой фазе. Правда, при этом сказали, что всё это делает Сынков, наш советник по провинции Саманган, а мы к этому так – «сбоку припёка» – и отношения никакого не имеем… Мы не стали рассказывать о том, что участвовали в мероприятии и на рынке, когда масло из банок заменили на тротил. Ведь идея и, главное, исполнение принадлежали Борису, а мы просто проводим занятия в батальоне…

Вся эта конспирация была лишь для того, чтобы уменьшить видимую опасность операции и получить хотя бы молчаливое согласие Петровича на наше присутствие в батальоне во время рейда. Но Анатолий Петрович на то и был начальником отдела и относился как раз