– Я сказала им, что просто взорву это здание… но я бы не стала так поступать с вами, детка, – с усмешкой закончила она.

Ни с того ни с сего у меня на глаза навернулись слезы – и потекли по щекам.

Дело было не в скрытой угрозе и не в ее удручающем нежелании слушать; меня выбила из колеи мысль о бесцельно потраченных на работу с этими активистами месяцах жизни. Я верю в силу диалога, в силу эмпатии и связи между людьми, когда речь заходит об обсуждении проблем сообщества… но в тот момент я поняла: ничего не сработает. Я могла быть хоть самим Нельсоном Манделой – сестре Джей было все равно. Ее не интересовало ничего, кроме ее собственных целей.

Она попыталась продолжить повествование, но теперь уже я ее перебила.

– Думаю, мы можем лучше позаботиться о наших детях, – сказала я, поднимаясь.

Ее глаза сощурились, но, прежде чем она успела что-то сказать, я продолжила:

– Сестра Джей, наши дети заслуживают большего, – пожала ей руку и ушла.

* * *

Следующие несколько ночей я не спала. Флаер «Остановите убийство!» лежал у меня на прикроватной тумбочке, и каждый раз, стоило мне лечь под одеяло, сердце начинало бешено биться. Скольким людям всучили такие бумажки? Ведь со многими жителями района я не была знакома лично. Поверил ли кто-то на самом деле, что я ставлю эксперименты на детях? В небольших сообществах вроде Бэйвью слухи словно термиты: они работают быстро и причиняют максимум вреда. Страшнее всего было представлять, как на подобные обвинения отреагирует градостроительная комиссия. Я понятия не имела об этом. Однако поймала себя на мысли, что отсутствие внешних инвестиций в развитие Бэйвью могло быть связано не только с безразличием: даже те, кто искренне хотел помочь, сталкивались с нелепыми препятствиями из-за нескольких заблуждающихся энтузиастов. Теперь мне было понятно, почему другие благодетели попросту сдавались и отказывались от идеи сделать что-то хорошее для этого района.

К счастью, за несколько ночей до слушания в градостроительной комиссии мне позвонил Пол Таф, писатель и журналист. Еще до начала круговорота событий, связанных с открытием ЦОМ, он написал статью о клинике Бэйвью и нашей работе, связанной с НДО и токсичным стрессом, в Te New Yorker. Как истинный приверженец специализированной медицинской литературы, я и представить себе не могла, насколько значимым окажется это событие – пока выпуск журнала не попал на прилавки. Не будет преувеличением, если я скажу, что эта статья изменила все. Такое пристальное внимание к объекту нашей работы вызвало огромный интерес у коллег и волну поддержки с их стороны, благодаря чему наши идеи стали мейнстримом. За месяцы, которые Пол провел со мной по дороге в клинику и непосредственно на работе, собирая материал для статьи, мы подружились; так что он время от времени продолжал выходить на связь, чтобы узнать, как у нас дела. И в этот раз я нажаловалась ему на сестру Джей. Однако в ответ на мою трагическую историю Пол на том конце линии сочувственно засмеялся.

– Что в этом смешного? – спросила я, переводя дух.

Пол рассказал мне, что Джефф Кэнада, основатель Детской зоны в Гарлеме[21] и мой личный герой, тоже столкнулся с сопротивлением членов местного сообщества, когда его организация начала строить школу и общественный центр в одном из жилых районов Гарлема. Таф в свое время написал книгу об этом легендарном педагоге и работе его организации, посвященной улучшению образования для молодежи Гарлема. Кэнада обнаружил, что сопротивление сошло на нет, когда жители Гарлема своими глазами увидели, что Детская зона была построена для них, и ощутили, насколько эта организация улучшила качество жизни сообщества.

– Это такой обряд посвящения. Ты прорвешься. Считай это испытание почетной миссией, – уверил меня Пол.

* * *

После беседы с Полом мне удалось оценить происходящее в целом. Мне вдруг открылось, что травма, свойственная сообществам вроде Бэйвью, не просто передается от родителей к ребенку и кодируется в эпигеноме – она передается от человека к человеку, внедряясь в «ДНК общества». Именно этот цикл мы собирались прервать с помощью ЦОМ. Это осознание помогло мне изменить отношение к препятствиям, которые приходилось преодолевать: научиться воспринимать их как симптом поражения общества травматическим опытом, а не как признак грядущей неудачи. Пол также напомнил мне, что нужно искать опору в том, что знаешь: мои пациенты и их родители всецело поддерживали идею ЦОМ. Счастливые родители постоянно направляли к нам своих родственников и друзей и раз за разом интересовались, когда же мы расширим штат врачей и психотерапевтов. Они на собственном опыте убедились, что мы приносим пользу их сообществу. Мы понимали, что небольшая, но шумная группа противников проекта будет выступать на собрании комиссии, – но нам было также известно и то, как много людей хотят, чтобы рядом с ними открылись двери более крупного заведения, предлагающего еще более качественные услуги. Вот на эту силу я и должна была сейчас опираться, вместо того чтобы беспокоиться о противниках проекта.

Несколько дней после беседы с Полом я и члены моей команды посвятили общению с родителями наших пациентов и другими членами местного сообщества. Мы рассказывали им о том, что проект оказался под угрозой и что нам нужна их помощь на слушании в городской администрации. В назначенный день члены нашей группы поддержки подвозили остальных до места слушания; а для тех, у кого не было возможности добраться на транспорте, нам пришлось арендовать несколько фургонов. Многие даже взяли выходной на работе. Отблагодарить людей за выделенное время и усилия мы могли только обедом: в Subway были закуплены сэндвичи. Всем прибывающим мы раздавали зеленые стикеры – символы поддержки проекта. Когда собрание началось, в помещении было полно людей, многим даже пришлось ждать в коридоре. Члены градостроительной комиссии разбирали один вопрос повестки за другим; и вот наконец пришла наша очередь. Небольшая группа людей вышла и выступила против проекта.

А потом настало время наших сторонников.

Семья за семьей поднималась и выступала в нашу поддержку. Люди были всех цветов, размеров и форм. Некоторые даже пришли с детьми – и все рассказывали о том, что мы сделали для их семей, что наша помощь значила для них, какие еще услуги были им необходимы. Слушая выступающих, я отметила, как мое тело все больше расслабляется, и начала дышать полной грудью. В какой-то момент я обернулась к коллегам и утвердительно кивнула. Одно дело – слышать слова благодарности в приватной обстановке врачебного кабинета и совсем другое – стать свидетелем публичного признания пользы, которую мы принесли, да еще и такого эмоционального. Моя вера в наше дело тогда существенно окрепла. Я увидела своего рода прообраз нашего успеха: сообщество людей, которые страдали от доставшегося им по наследству НДО, сталкивались с препятствиями, усиливавшими исторические циклы маргинализации и насилия, – и тем не менее нашли в себе силы собраться вместе, чтобы бороться за улучшение жизни своих детей. Эти семьи подтверждали: мы сделаем что-то важное и эффективное. Порочный круг можно разорвать. Дети оставались в школах, а не пропадали на улицах. Родители учились общаться с детьми, вместо того чтобы отстраняться от них. Люди, стоявшие передо мной, видели в ЦОМ возможность ускорить исцеление их семей, да и сообщества в целом. Получается, у ЦОМ уже были главные составляющие успеха: доверие и поддержка людей, которым мы собирались служить.