— Сенат будет недоволен! — воскликнул Волков. — Ах, какая новость! — теперь вдруг он начал говорить резко и без всяких улыбочек: — Сенат недоволен с того первого дня, как я сюда пришёл! И впредь на довольство его я не претендую.

Его тон, кажется, возымел эффект, горожане снова переглянулись, и первый секретарь суда заговорил более сдержанно, чем помощник прокурора:

— Тем не менее город Фёренбург принял вас, и из уважения к нашему гостеприимству и к нашему расположению вы могли бы пойти нам навстречу. Для укрепления согласия между городом и гербом.

— Ах, оставьте вы это…, — генерал махнул на него рукой. — Нет у вас тут к нам никакого расположения, и гостеприимства вашего мы не чувствуем. Именно посему, чтобы вы не могли нас упрекать в подобных делах, как это; именно зная ваше коварство, я и запретил солдатам покидать казармы. И расположения к нам тут нет, одна злоба и спесь. И согласия меж нами никакого нет, так как нахожусь я тут не по доброй воле вашей и не по приглашению, а лишь по условиям договора между гербом Ребенрее и городом Фёренбургом.

Эта его речь была пряма, резка и правдива настолько, что горожане несколько мгновений не находили, что ответить. И тогда секретарь суда предложил следующее, преподнеся это как уступку горожан:

— Ну, в таком случае, мы просим у вас дозволения допросить вашего человека прямо тут. Если на то будет ваша воля, то в вашем присутствии.

— Нет, — сухо и холодно ответил ему генерал, ни добавив к тому ни слова. «Нет» — и всё.

— Отчего же вы не хотите допустить нас к своему человеку? — искренне удивился первый секретарь суда.

— Знаю я вас, судейских, — генерал уже не скрывал своей ухмылки, — всё, что он скажет, извернёте, чтобы себе в пользу толковать, а зная ваше дурное к нам отношение, всякому ясно, что вы у себя там в своих протоколах напишете. Потом всё это ещё и огласите перед народом, чтобы меня и моих людей дурно выставить. Так что я повторяю вам своё «нет».

Помощник прокурора изобразил на лице мину высокомерия, он всё ещё ничего не понял, и поэтому снова в его голосе слышались угрозы.

— Уж и не знаю, как поведёт себя городской сенат после вашего…, — тут он сделал многозначительную паузу, — необдуманного отказа.

— Желаю вашему совету мудрости, — отвечал Волков, опять вызывая у пришедших горожан удивление. Показалось чиновникам, что в этой простой фразе прозвучало кощунственное пренебрежение к господам сенаторам, да ещё и едва завуалированная угроза.

— Я слышал, что вы знакомы с нашим бургомистром, — после некоторого замешательства снова заговорил секретарь Гёндвиг. — Может, в свете вашего отказа, вы пожелаете что-то передать ему, может быть, какие-то объяснения?

— Объяснения? — теперь барон уже и не скрывал, что смеётся над ними. — Объяснения! Нет-нет, никаких объяснений не будет, но вы обязательно передайте вашему бургомистру от меня горячий, душевный привет.

Два чиновника стояли молча, видно, исчерпали все свои доводы, и тогда генерал, встав из кресла, сказал:

— Был рад услышать городские новости, господа, но, к сожалению, меня ждут дела, — он взглянул на дежурного офицера. — Капитан, проводите гостей.

Глава 20

Карл Брюнхвальд, промолчавший весь разговор, собрал со стола все свои счета, все бумаги, теперь понимая их неуместность, и произнёс:

— Надо бы сержанта Готлинга вывезти из города. Будут сегодня мужики дрова привозить, вот с ними пусть и уезжает. За ворота его вывезут, и пусть он едет в Вильбург.

Волков взглянул на него с неожиданным интересом, эта мысль пришлась ему по душе.

— Да, так и нужно сделать. Только надо купить ему простое платье, в его цветастых одеждах всякий признает в нём солдата.

Но даже если он вывезет сержанта из Фёренбурга, отношения с горожанами это вряд ли улучшит. Его противоречия с местными росли, он чувствовал их нарастающую неприязнь. Глухую и тёмную до времени. До времени. До какого? Волков прекрасно понимал, до какого времени она будет скрытой: чем ближе будет Пасха, тем выше будет накал этой неприязни, а как она начнёт прорываться и приходить в действие, так то будет верный признак того, что ван дер Пильс уже где-то рядом. И этот знаменитый еретик обязательно захочет с ним поквитаться за то дело у реки. Уж он точно не упустит такой возможности.

Генерал вздохнул: охрани Господь его самого и его людей от этого.

И тут Волков слышит знакомый голос за дверью.

— Генерал здесь?

Голос молодой, решительный, он принадлежит его оруженосцу.

— Здесь, — отвечает другой. — С полковником Брюнхвальдом бумагами занимаются.

Тут же в дверях появляется фон Готт, он разгорячён — видно, что-то произошло, — залихватски кланяется страшим офицерам и говорит, косясь на Брюнхвальда:

— Господин генерал, меня послал Максимилиан, надобно поговорить.

Карл Брюнхвальд встал и хотел уйти, понимая, что разговор секретный, но Волков поймал его руку — не уходите Карл, сядьте — и ответил оруженосцу:

— Говорите, фон Готт.

— Случилось то, что нам надобно, — сразу выпалил оруженосец, было видно, что он волнуется. Молодой человек даже дух перевёл.

— Говорите, фон Готт, говорите, — казалось бы, Волков не был пылким юношей, но даже ему передалось волнение оруженосца.

— Гвидо Рейнхаус схватился с судьёй Морицем Вулле.

— Ну, рассказывайте…, — генерал едва не перестал дышать от волнения. — Продолжайте, фон Готт, с подробностями. Говорите, кто этот Гвидо Рейнхаус? Он еретик?

— Да, господин генерал. Он пришёл на турнир из школы «Арсенал» и выступал в категории «меч и баклер». И против него вышел наш, — кажется, фон Готт уже считал «нашими» учеников фехтшуле «Непорочной девы». — И вот этот судья не засчитал ему одно попадание, а те, кто пришли с Рейнхаусом, стали улюлюкать и свистеть. Обзывать судью…

— Вот как? — Волков слушал очень внимательно. — Значит, зрители стали оскорблять судью?

— Стали орать ему, что его мать свинья.

— Уж очень это грубо, — удивлённо заметил Карл Брюнхвальд. Он, видно, ничего не понимал, но ему было очень интересно.

А генерал ждал продолжения рассказа, ведь, устраивая этот турнир, именно на подобные происшествия он и рассчитывал, посему он удовлетворённо и в то же время острожно, словно боясь спугнуть удачу, говорил:

— Прекрасно, прекрасно, и что было дальше?

—