А судья, видно, обиделся и обиду эту затаил, и когда Рейнхаус нанёс правильный удар, снова его не засчитал, — радостно выпалил фон Готт, — и уж тут Рейнхаус не сдержался, бросил меч и баклер и кинулся на судью!

— Ударил его? — надеялся генерал.

— Вроде нет, но схватил того за грудки и стал ему говорить слова злые, судья и вырваться от него не мог… Вырвался только когда служители подбежали, и тогда Рейнхауса стали гнать из арены, а он не хотел уходить, и его дружки из зрителей ему стали подсоблять, порвали одежду одному из служителей. И тогда распорядитель объявил, что Рейнхауса снимают с состязаний, и его выгнали взашей из школы, и парочку его дружков тоже. Ещё и тумаков им надавали.

Барон хоть и готовил всё это, но на такой замечательный результат он не рассчитывал, да ещё и в самом начале турнира. Ведь на дворе было только утро.

— Значит, склока случилась, — задумчиво произнёс он

— Да как же ей не быть, — смеялся фон Готт, — если они с рассвета стали вино дармовое пить. Я как раз протиснулся туда, в самую толчею, а там винный дух стоит, словно в плохом трактире. Там любому велено наливать, если он скажет, что участник турнира. И все это говорят. Все пьют.

Генерал слушал бы и слушал оруженосца, так приятен был того рассказ. Уж лучше и сложиться не могло; устраивая это дело, Волков надеялся, что между собой схватятся ученики разных школ, но повернулось всё ещё краше.

Судья турнира! И обиженный соискатель, которого тот засудил! Чего ещё можно желать? Он взглядом ищет нужного ему человека, но не находит.

— Хенрик! А где мальчишка, что тут был?

Оруженосец тут же исчезает из помещения, пока фон Готт со смехом и в красках расписывает происшествие и ту очаровательную атмосферу, что царит в фехтовальном зале.

А тем временем Хенрик нашёл и привёл к генералу Ёгана. Волков, сразу подтянув его к себе поближе, заговорил негромко:

— Пройдёшь сейчас с вот этим господином, — он указал мальчишке на фон Готта, — он тебе покажет человечка, за которым надо приглядеть.

— Как и за прошлым?

— Нет, не так…, — Волков подумал, как лучше объяснить мальцу, что теперь всё будет намного серьёзнее. — То было как игра, а теперь дело серьёзное. Господин покажет тебе человека, а ты уж его не упусти, обязательно вызнай, где у того дом. Слышишь?

— Слышу, — кивал Ёган.

— Это очень важно, не потеряй его, доведи до дома, хоть ночь, хоть снег, хоть второе пришествие… Ты всё равно должен выяснить, где он живёт, — в свой тон генерал вложил всю возможную убедительность, которой располагал.

— Я понял, понял, — продолжал кивать мальчик.

— Если всё вызнаешь как следует, если не ошибёшься, — продолжал барон, — плата будет удвоена.

— Удвоена, да? — мальчишка был, видно, не силён в счёте и закатил глаза к потолку, что всё посчитать. — Это…

— Получишь целый талер, –посчитал за него фон Готт.

— Талер? Целый? — уточнил у Волкова Ёган, словно не доверял оруженосцу и хотел всё услышать от самого генерала.

— Да, целый талер.

— Уж это хорошо, талер мне не помешает, — обрадовался Ёган. — Как раз долг за жильё погашу.

— Господин фон Готт покажет тебе человека, его зовут…

— Мориц Вулле, — догадался фон Готт.

— Да, Мориц Вулле, он судья на турнире, вот за ним ты и должен приглядеть.

— Я постараюсь, господин, — заверил его мальчишка.

Прежде чем они ушли, генерал сказал оруженосцу:

— Приглядите за мальчишкой, пока он будет на турнире, и за судьёй приглядывайте, но и не забывайте следить за тем, что там происходит.

— Конечно, господин генерал, — обещал ему фон Готт.

Когда они ушли, он позвал к себе Хенрика и спросил у того:

— Помните у старой тюрьмы ручей, в котором прачки полоскали бельё, я вам показывал его?

— Конечно, господин генерал.

— Так езжайте туда и найдите прачку Ирму.

— И что ей сказать?

— Скажите, что ищете трубочиста Гонзаго, что нам в печах надо трубы прочистить. Скажите, что ждём его.

— И всё?

— Ну, спросите, когда явится.

— Понял, господин генерал, — сказал первый оруженосец и тут же уехал из казарм.

Глава 21

А сам генерал, хоть и были у него тут дела, хоть и было о чем пообщаться со своими офицерами, в казарме сидеть просто не смог. От волнения, хоть и тщательно скрытого от подчинённых, ни слушать Брюнхвальда, ни смотреть карту города, которую уже почти закончил Дорфус, он не мог. Мысли, мысли, мысли не давали ему ни на чём из второстепенных дел сосредоточиться. Весь его разум был поглощён разными вариантами возможных событий, что должны произойти в ближайшие сутки. И ни о чём другом он и не помышлял. Посему оставаться в казармах был не в силах, иначе так бы и бродил из угла в угол, пугая солдат своей задумчивостью. И тогда он звал фон Флюгена и просил его оседлать коня. И когда дело было сделано, он с хорошей охраной выехал из расположения части.

Ему казалось, что все горожане должны быть на турнире или уж хоть говорить о нём, ну, герольды-то должны. Но нет, город жил своей суетной торговой жизнью, и его не трогали волнения и мысли чуждого ему генерала; телеги, как и прежде, забивали все дороги в городе, склады раскрыты, товары грузятся и выгружаются, главный рынок города — битком. И герольды, выкрикивающие новости, о турнире, что уже идёт, словно позабыли. Они кричали, что грядут сборы налогов на лошадей, а также на печные трубы и что недоимки будут взыскиваться сразу за счёт имущества неплательщиков. Так что лучше всем владельцам лошадей и печей приготовить денежки заранее.

«А может, это и хорошо, пусть проживают дни в обычной суете, не ведая о том, что их ждёт, — размышлял барон. — Да поможет мне Господь. А для этих людей, занятых своею размеренной жизнью, все события, все перемены пусть начнутся «вдруг».

Уж было время обедать, но барон всё ещё не был голоден. Какая тут еда, если волнение от предвкушения событий его не покидало. И, поездив по грязным и шумным улицам так нелюбимого им города, он вернулся в казармы.

И едва