Зимой 1839/1840 года обстановка в Европе была напряженной. В центре внимания дипломатов стояло англо-французское соперничество на Ближнем Востоке и стремление племянника Наполеона Луи Бонапарта завладеть французским престолом. Вмешательство Николая I в англо-французские дела, его стремление поссорить Англию с Францией, а также слух о его сочувствии бонапартистскому перевороту - все это осложняло отношения русских с французами. У французов было обострено чувство чести, и во французском посольстве существовало настороженное отношение к суждениям русских о французах. В такой атмосфере был кем-то пущен слух, что в стихах русского поэта, написанных два года назад, оскорблен не один Дантес, но вся французская нация. Это вызвало волнение в посольстве. Недоразумение быстро рассеялось. Существовало немало списков неопубликованного стихотворения Лермонтова, и по ним легко было убедиться, что это ложь. Но сплетни продолжали ползти. В данной обстановке легко было создать столкновение на почве оскорбления национальной чести, что и послужило поводом к дуэли Лермонтова с Барантом, хотя в сплетне была замешана и женщина. Мы не знаем, какие слова Лермонтова, переданные молодому Баранту, показались ему оскорбительными, но они не могли в какой-то мере не отразить отношения к нему нашего поэта. В сыне французского посла он видел такого же заносчивого иностранца, каким был Дантес. Барант сказал, что в своем отечестве он знал бы, как кончить дело… «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем себя оскорблять безнаказанно», - отвечал ему поэт. Лермонтов выступал заступником русской чести, и в обществе ждали, что все кончится для него благополучно. Но в дело вмешался Бенкендорф. Из светской дуэли было создано дело.

С момента возвращения Лермонтова из ссылки отношение к нему шефа жандармов резко изменилось. Весной 1838 года Бенкендорф, в угоду Арсеньевой, просил царя окончательно простить Лермонтова и перевести снова в лейб-гвардии Гусарский полк, стоявший в Царском Селе под Петербургом, очевидно рассчитывая, что легкомысленный офицер, наказанный за стихотворение, теперь загладит свой проступок.

Шеф жандармов хорошо понимал общественную роль писателей и еще в 1827 году писал, что «этот класс общества имеет заметное влияние на общественное мнение». Недаром установил он строгий надзор за Пушкиным, а теперь Лермонтов попал в поле его зрения. В стране было не спокойно. В течение лета пожары опустошили города и села двенадцати центральных губерний. В связи с пожарами прокатилась волна крестьянских восстаний и отмечалось «необычайное смятение и буйство народа», как писал Бенкендорф в своем годовом отчете Николаю I. Внимание Третьего отделения к литературе стало особенно пристальным.

«Под железным кулаком Николая I мысль сделалась дерзка и неустрашима», - писал впоследствии Герцен. Раньше всего она стала такой в творчестве Лермонтова. С начала сотрудничества поэта в журнале «Отечественные записки» (журнал начал выходить с января 1839 года) там были опубликованы три его повести: «Бэла», «Фаталист», «Тамань», а стихи печатались из номера в номер. Полная страстной непримиримости, поэзия Лермонтова ярко выделялась на фоне пустых и вялых стихов, которыми были полны журналы тех лет. После смерти Пушкина Гоголь замолк. Русская поэзия переживала кризис.

Все в небеса неслись душою,

Взывали, с тайною мольбою,

К N. N. неведомой красе,

И страшно надоели все, -

писал Лермонтов в 1840 году. («Журналист, читатель и писатель».)

За стихотворение «Смерть Поэта» Лермонтов был сослан со стихотворения «Поэт» начинал по возвращении из ссылки. Оно было напечатано одним из первых в «Отечественных записках». Голос поэта Лермонтов сравнил с вечевым колоколом и, вслед за Пушкиным, назвал поэта «пророком»:

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк?

Иль никогда, на голос мщенья.

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок.

Покрытый ржавчиной презренья?

13 апреля 1840 года был опубликован приказ о том, что лейб-гвардии Гусарского полка поручик Лермонтов переводится тем же чином в Тенгинский полк. Это был пехотный полк, куда часто ссылали штрафных и вольнодумцев. Там служили декабристы и мятежные поляки. Полк находился в то время на правом фланге кавказской войны, стоял на линии береговых черноморских укреплений. Укрепления разбросаны на громадном расстоянии друг от друга. Каждый форт зажат между морем и неприступными горами. Построенные наскоро из материала, который был под рукой, они быстро разрушались от дождя и ветра. «Дивишься, - говорили современники, - как бурные волны не залили их, как буйные ветры не сбросили в море». Провиант доставлялся два раза в год. Зимой море у берегов так бурно, что всякая связь с миром прекращалась на долгие месяцы. Летом томили зной и жажда, недостаток пресной воды. Болота в устьях рек служили источником жесточайшей малярии, дизентерии и других болезней, от которых во множестве умирали люди [13].

Горцы постоянно угрожали военному населению черноморских фортов. Они незаметно подползали к самым укреплениям. Их выстрелы настигали проходящих по крепости солдат. В некоторых фортах Тенгинского полка в 1839 году смертность достигла пятидесяти процентов.

Весной 1840 года, перед самой ссылкой Лермонтова, горцы организованно двинулись на черноморские укрепления: 7-го февраля ими был уничтожен гарнизон форта Лазарева, 29-го - погиб гарнизон укрепления Вельяминовского. В ночь на 22 марта укрепление Михайловское было героически взорвано русским солдатом и превратилось в общую могилу горцев и русских. В момент ссылки Лермонтова Тенгинский полк готовился к опаснейшей экспедиции против горцев, из которой большая часть полка не вернулась. Подписав 13 апреля приказ о переводе Лермонтова в Тенгинский полк, Николай I на обложке собственноручно начертал: «Исполнить сегодня же». Он освободил поэта от предварительного трехмесячного заключения на гауптвахте, которое могло помешать ему попасть в эту экспедицию, и притом лицемерно заявил, что «переводом в Тенгинский полк желает ограничить наказание». Прочитав «Героя нашего времени», писал в частном письме императрице 12 июня 1840 года: «…Жалкая книга, показывающая большую испорченность автора… Счастливого пути, господин Лермонтов, пусть он очистит свою голову, если это возможно…»

НА ИМЕНИНАХ ГОГОЛЯ

Москва встретила Лермонтова тепло и радушно. Со дня на день ждали, что в «Московских ведомостях» появится объявление о продаже его первой книги, которая в Петербурге уже продавалась. Москвичи прочли в «Отечественных записках» повести «Бэла», «Фаталист», «Тамань», теперь превратившиеся в главы книги, отчего интерес к этой книге еще более возрастал. Теперь это был роман, новое художественное целое, с новым сюжетом, с новым интригующим заглавием - «Герой нашего времени». Отдельные черты этого «героя» уже намечались в повестях, но порой казались противоречивы. Каким же представлял