П. Я. Чаадаев. Гравюра Стейфенда.

Когда почти все были в сборе, вошел, величественно и холодно кланяясь, Чаадаев. Знакомство с ним могло компрометировать, и, несмотря на это, в его скромном кабинете на Басманной, по понедельникам, можно было встретить и московских «тузов», и важных генералов, и московских дам, приезжавших лично приглашать Чаадаева на вечера в свои салоны. В этом уважении к «сумасшедшему ротмистру» сказывалось московское фрондерство.

А. И. Тургенев. Литография Энгельмана. 1830.

Рядом с Чаадаевым Лермонтов увидел высокую мужественную фигуру видного деятеля декабристского движения Михаила Федоровича Орлова, жившего в Москве под тайным надзором. Этих двух представителей поколения декабристов Герцен назвал «библейскими старцами».

Последним приехал Александр Иванович Тургенев. Его жизнь тесно связана с Пушкиным. Двенадцатилетнего мальчика отвез он в Царскосельский лицей и провожал прах великого русского поэта для погребения в Святогорский монастырь.

Теперь взял под свое покровительство Лермонтова.

Острый интерес ко всем проявлениям человеческого ума - отличительная черта Александра Ивановича. Он жадно впитывал все впечатления бытия и отличался независимостью суждений.

М. Ф. Орлов.

Портрет работы художника А. Ризнера. 1815.

По окончании Геттингенского университета вернулся в Россию и сделал блестящую карьеру. Но в 1825 году был отрешен от всех должностей и весной уехал в чужие края, куда только что перед тем был вынужден уехать его брат декабрист Николай, о котором он потом, после восстания, всю жизнь заботился. За границей А. И. Тургенев посещал музеи, библиотеки, архивы, разыскивая новые материалы по русской истории. Проводил жизнь между Парижем, Лондоном, Римом и Москвой. В России его друзьями были Карамзин, Жуковский, Батюшков, Вяземский, Козлов… За границей он встречался с Шатобрианом, Мериме, Стендалем, Саути, Вальтером Скоттом… Живя в Париже, ехал завтракать к мадам Рекамье, оттуда заезжал на заседание палаты, обедал у Тьера или Гизо, вечер проводил на балу в посольстве, а вернувшись домой, писал на родину. Его письма знакомили русских с интеллектуальной жизнью Западной Европы. Печатались в журналах. Пушкин создал для них в «Современнике» особый раздел «Хроника русского».

Обеденный стол на именинах Гоголя был накрыт в липовой аллее. Пробиваясь сквозь зелень деревьев, солнечные лучи играли на хрустале бокалов, легкий ветерок слегка шевелил лепестки стоявших в вазах цветов. Гоголь вел себя как радушный хозяин. Говорил без умолку и острил Хомяков, часто цитируя поэтов - от молодого русского поэта Константина Аксакова до Байрона, в подлиннике - по-английски. Это была игра ума и воображения, которую поддерживали все присутствующие. Лермонтов состязался с Хомяковым в остроумии. Московскому обществу он показался оригинальным, несколько загадочным и в то же время очень симпатичным. Едва разговор на минуту смолкал, как вставлял свое слово Александр Иванович, рассказывал последний политический анекдот Парижа или случай из жизни европейской знаменитости.

Неожиданно в разгар веселья, в чаще лип, над самыми головами гостей, щелкнул соловей. Ему тут же ответил другой в противоположном конце стола. Все были удивлены еще больше, когда полились несмолкаемые соловьиные трели. В саду было много соловьев, но они пели в тишине, ночью. Для того чтобы заставить их петь за обедом, для утехи гостей, двух соловьев сажали в клетки, которые, замаскировав ветвями, вешали по концам стола. Создавалась иллюзия ночи. И два узника начинали петь. Это была «соловьиная тайна» погодинского дома.

После обеда все разбрелись по аллеям, а потом начали собираться в глубине сада около беседки, где Гоголь должен был сам варить жженку.

Лермонтова просили что-нибудь прочитать. И он начал:

Я знал одной лишь думы власть,

Одну - но пламенную страсть:

Она, как червь, во мне жила,

Изгрызла душу и сожгла.

Она мечты мои звала

От келий душных и молитв

В тот чудный мир тревог и битв,

Где в тучах прячутся скалы,

Где люди вольны, как орлы.

Чтение имело шумный успех. Когда Лермонтов кончил, все сразу заговорили, его окружили, жали руки, поздравляли. Михаил Федорович Орлов, похожий на старого большого льва, заключил молодого поэта в свои мощные объятия. Лермонтов чувствовал направленный на. него из глубины беседки печальный и добрый взгляд серо-голубых глаз Чаадаева, даже обычной язвительной усмешки не было на его губах. Поднимаясь с кресла, шел к Лермонтову, протянув к нему руки, Александр Иванович Тургенев, и один только Хомяков как-то подозрительно щурил на него свой косой глаз.

Именинное пиршество закончилось приготовлением жженки. Все в нем участвовали, суетились и помогали. Каждый давал советы, тушить ли шампанским или сотерном, когда класть ананас. Жженка готова! Гоголь разливает в стаканы ароматную дымящуюся жидкость.

Разговор зашел о философии Гегеля. Увлечение Гегелем в тот момент в Москве было так сильно, что из-за разного понимания того или другого термина друзья не разговаривали по неделям. И вот теперь заспорили о том, можно ли молиться «абсолютному духу» Гегеля?

Гоголю не удалось поговорить с Лермонтовым на именинах. Среди многочисленных гостей, таких разных по характеру и взглядам, радушный хозяин не мог уделить Лермонтову столько времени, сколько бы хотел. Они встретились на следующий день в литературном салоне Свербе-евых.

Уединившись в уголке гостиной, Гоголь и Лермонтов долго сидели вдвоем. Хозяева и гости не мешали их беседе. Никто не знает, о чем они говорили, о чем спорили, в чем соглашались и о чем молчали. Только в два часа ночи закончилась беседа поэтов.

НОВЫЕ ВСТРЕЧИ СО СТАРЫМИ ЗНАКОМЫМИ

В майские дни 1840 года Лермонтов часто проводил время в обществе Александра Ивановича Тургенева. Тургенев заезжал за ним, и они отправлялись в Петровский парк. От Триумфальной арки, построенной в честь победы после Отечественной войны 1812 года, тянулось проложенное тогда же шоссе, по краям которого выглядывали из зелени садов нарядные дачи москвичей. В лесу на большом участке был создан первый московский парк. Здесь возвышалось красивое большое двухэтажное здание, в котором в 1837 году открыт был знаменитый «воксал», предназначенный для развлечений светского общества. Посетителей встречал величественный швейцар в длиннополом, обшитом золотым позументом кафтане, треугольной шляпе с загнутыми кверху полями и с огромной булавой. Рядом с «воксалом» - небольшой театр, где можно посмеяться над проделками Арлекина и простодушным Пьеро. Напротив - цирк. В парке - качели, карусель, летние горы, фонтаны, вышки для музыкантов, чайные домики, хоры цыган. По вечерам парк залит светом фейерверков и бенгальских огней.

Из Петровского парка Лермонтов и Тургенев заезжали к Мартыновым. Здесь у них была