Шрифт:
Закладка:
Судьба ее так скоро не убьет,
А лишь взбунтует…
С такой душой ты бог или злодей…
«С такой душой» - герой «Маскарада». В одном из своих монологов Арбенин говорит: «Везде я видел зло и, гордый, перед ним нигде не преклонился». После того как разлетелись его мечты, он «…испытал // Все сладости порока и злодейства…». Но когда говорит он о любви к Нине, возрождается пылкий юноша. Как и в поэме «Демон», в драме «Маскарад» - тема любви, возвращающей к добру.
Лермонтов не раскрывает, в чем состояли «буйные надежды» и чем были наполнены «пламенные дни» московского юноши Евгения Арбенина, но его монолог невольно заставляет вспомнить монолог Юрия Волина из драмы «Menschen und Leidenschaften». Объясняя своему товарищу, которого он несколько лет не видел, причины происшедшей в нем перемены, Волин говорит: «…я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостью кидался в объятия всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало и щеки покрывались живым румянцем…» (д. I, явл. 5). Такие же высокие идеалы могли быть когда-то и у Евгения Арбенина.
Хрупкая душа Владимира Арбенина разбилась, у Евгения Арбенина душа «кипучая как лава», и он выжил в мире зла. «Величайшее добро и зло - два конца одной и той же цепи», - писал Лермонтов в своем юношеском романе «Вадим». На одном конце этой цепи московский юноша Владимир, на другом - Евгений Арбенин.
Завязка драмы «Маскарад» происходит на маскараде в доме Энгельгардта. В. В. Энгельгардт - внук одной из сестер Потемкина, устраивал публичные маскарады в своем доме на Невском проспекте. На этих маскарадах бывала самая разнообразная публика. Их посещало и светское общество. Петербургский почт-директор Булгаков писал своему брату в Москву на масленицу 2 марта 1834 года: «Вечером маскарад у Энгельгардта в доме, на коем государь и великий князь. С Ольгою (кн. Долгорукая, дочь московского Булгакова) государь парировал [держал пари], что узнает и, встретя меня, сказал, что выиграл. Чтобы не дать себя узнать, Ольга ко мне не подходила. Она была с Юсуповой». «Я не могу понять», - писал возмущенный цензор Ольдекоп, - как мог автор бросить следующий вызов костюмированным в доме Энгельгардта:
Я объявить вам, князь, должна,
Что эта клевета нимало не смешна.
Как женщине порядочной решиться
Отправиться туда, где всякий сброд…
В обществе этого «сброда» появлялся Николай I и его дочери. Не менее возмущала цензора и сцена в игорном доме. Арбенин бросает Звездичу, князю и офицеру, в лицо карты и называет его подлецом и шулером. Цензор считал, что «даже и с изменениями пьеса вряд ли сможет быть пропущена». Действительно, и в четырехактной редакции драма была снова запрещена «по причине слишком резких страстей и характеров и также потому, что в ней добродетель не достаточно награждена». Цензор писал, что «автор не счел необходимым сделать надлежащие выводы» из требований Бенкендорфа изменить пьесу «…так, чтобы она оканчивалась примерением…» супругов. «В новом издании мы находим те же самые непристойные нападки на костюмированных в доме Энгельгардта, те же дерзости против дам высшей знати. Автор пошел на то, чтобы присоединить новый конец, не тот, какой был, но далеко не такой удачный, какой ему указывали». В трехактной редакции пьеса кончалась смертью Нины, теперь Арбенин, узнав, что ошибся и отравил невинную, сходит с ума. «Драматические ужасы наконец прекратились во Франции; так неужели их хотят возродить у нас?» - кончает цензор свой доклад. Но об этом новом запрещении Лермонтов еще не знал, когда ехал в отпуск, и мы оставим его в дилижансе, подъезжающем к Москве.
«Маскарад» на сцене он так и не увидит. Только через одиннадцать лет после его смерти пьеса была поставлена в Александрийском театре. Но в каком виде! Не драма «Маскарад», а «сцены, заимствованные из комедии Лермонтова», четвертая часть всей драмы, откуда изъята вся острота содержания. Не удалось сыграть Арбенина и Мочалову, как он ни добивался постановки «Маскарада» в свой бенефис 1843 года, уже после того, как драма была напечатана в 1842 году. Впервые «Маскарад» целиком увидел свет рампы лишь в 1862 году в родной Москве, на сцене Малого театра. Но лишь в XX веке он прочно войдет в репертуар театров, в сокровищницу русской драматургии.
Лермонтов пробыл в Москве только три дня, он спешил в Тарханы, где ждала его бабушка встречать Новый год. И никто в Москве так и не узнал, что приезжал автор только что написанной знаменитой в будущем драмы «Маскарад». В нем видели просто гусарского офицера, родственника Столыпиных. А с той, которую любил и продолжал любить, ему так и не удалось поговорить наедине. Встреча была мучительна для обоих. Секрет ее замужества остался для него не раскрытым.
С утра начиналась метель. Ему советовали подождать, но он не согласился. Лермонтов думал о Вареньке. В снежной пурге представлял ее лицо, но не таким, каким только что видел, а каким вспоминал все эти годы в Петербурге. Казалось, что любил ее по-прежнему чистым, высоким чувством. Но тут же поднималось и другое, темное. Хотелось втоптать в грязь повергнутый кумир. Это был вихрь противоречивых ощущений.
Московские впечатления послужили толчком к созданию неосуществленного замысла. «…Все для нас в мире тайна, - писал он в только начатом произведении, - и тот, кто думает отгадать чужое сердце или знать все подробности жизни своего лучшего друга, горько ошибается. Во всяком сердце, во всякой жизни пробежало чувство, промелькнуло событие, которых никто никому не откроет, а они-то самые важные и есть, они-то обыкновенно дают тайное направление чувствам и поступкам». На сюжет этой «тайны», пытаясь ее разгадать, Лермонтов, приехав в Тарханы, написал драму «Два брата» и позднее начал писать вместе с Раевским роман «Княгиня Литовская». Он оставил его незаконченным, когда ему стала понятна причина замужества Вареньки. Это тот самый роман, в котором говорится о Середникове и где рассказано о его романе с Лопухиной.
Коротенький приезд Лермонтова в Москву в декабре 1835 года - рубеж между двумя периодами творческого пути поэта. По возвращении в Петербург начинается новый этап. Юность осталась позади.
Ужель исчез ты, возраст милой,
Когда все сердцу говорит,
И бьется сердце с дивной силой,
И мысль восторгами кипит? -
писал он, возвращаясь из отпуска.
Поэт вступал в новый творческий период.