территорию, права не только гражданские, но и политические; евреи тоже, по всей вероятности, получат от "Российского Учредительного Собрания" свой "сейм". Так он думал тогда.

В плену выяснилось, что порт-артурский еврейский гарнизон богат: у него имеется большой остаток наличными, около 10000 рублей, от своей молельни. Дело в том, что, как известно, в Порт-Артуре евреям жить запрещалось. Но под разными предлогами их там скопилось довольно большое количество; то были купцы, подрядчики, поставщики и прочие. У евреев-солдат существовала официально разрешенная молельня. Бесправные евреи пользовались ею и за это вносили большие суммы в солдатскую кассу, главным образом за "алиэс".60 Из этих-то сумм и накопился остаток при выходе гарнизона из крепости. Деньги эти находились у одного почтенного коммерсанта Ц., который должен был выдать их тому, кто будет иметь полномочие от солдат-артурцев. Трумпельдор и предложил на этот образовавшийся остаток построить в каком-нибудь еврейском городе черты школу в память евреев-солдат, павших в Порт-Артуре. Бывшие "клей-койдеш",61 наши "клерикалы", запротестовали. По их мнению, на деньги, которые собрались от "алиэс", нельзя строить светские школы. Разгорелась борьба. Дни и недели обсуждался этот вопрос среди пленных евреев. Создались два враждебных лагеря. Трумпельдор имел за собою большинство, но противники бунтовали. А у него была привычка желать, чтобы все соглашались с ним, и он хотел во что бы то ни стало переубедить "клерикалов" и для этой цели устраивал дискуссионные собрания, на которых излагал программу школы. По мнению Трумпельдора, следует создать трудовую школу для детей бывших на войне евреев в память евреев-солдат, павших в Порт-Артуре. Нам нужно, чтобы наши дети воспитывались лучше, чем мы, чтобы они получали физическое воспитание; это необходимо не только лично для нас самих, но и для всего народа. Народ наш должен пойти в Палестину здоровым, сильным, крепким. Мы будем первыми, которые положат начало новому пути в деле еврейской школы. И не одну такую школу мы создадим, а целый ряд школ по всей черте еврейской оседлости. Мы обратимся к евреям России, укажем им, что мы отдали для этого дела всё, что у нас было, и они последуют нашему примеру, и у нас будут средства на много школ.

Но все эти аргументы и планы наталкивались на глухую стену. "Клерикалы" испугались за еврейский "хедер" и, чтобы парализовать предложение Трумпельдора, предложили на эти деньги поставить памятник-mazeiwa62 евреям-солдатам, погибшим в Порт-Артуре; для этой цели должны быть посланы специальные делегаты в Порт-Артур, и они все там оборудуют. И чтобы совсем побить Трумпельдора, они цитировали какой-то закон из "Шулхан-Аруха",63 согласно которому именно mazeiwa может свято сохранить память о погибших. Долго шла эта борьба, шла ожесточенно и упорно, и, в конце концов, ни к чему не привела. Трумпельдор был бессилен доказать "клерикалам", что на деньги от "алиэс" можно строить светские школы. Вопрос остался висящим в воздухе. Решено было, что когда все вернутся в Россию, обе стороны обратятся к духовным авторитетам, и как эти авторитеты решат, — так и будет.

Но когда Трумпельдор вернулся в Россию, он вообще отказался от этой мысли. Повлияла на него в этом смысле российская революция; к тому же почтенный коммерсант Ц., в руках которого находились деньги, представил вместо денег счет, что он остаток денег израсходовал на нужды больных евреев-солдат, проезжавших из Японии в Россию через Шанхай.

* * *

Наступило 25 августа 1905 года. Был заключен Портсмутский мир64 между Россией и Японией. Стали поговаривать, что нас, пленных, отправят в Россию. Однако дело тянулось томительно долго. В первую очередь, мы дождались лишь того, что стали отправлять на родину инвалидов. Трумпельдор как инвалид тоже подлежал отправке домой. Стали готовиться к его отъезду. Готовились не только мы, евреи, но и весь лагерь. Ученики созданной им школы фотографировались отдельно, учителя — отдельно, библиотека — отдельно, сионистский кружок, еврейская редакция, редакция общей газеты "Друг" — отдельно. Между прочим, "Друг" к дню отъезда Трумпельдора выпустил специальный номер, посвященный ему. Евреи преподнесли ему адрес в красивом японском альбоме, устроили торжественное заседание и чествовали его; все старые споры были позабыты. Друзья и былые недруги объединились в одном красивом порыве; каждый стремился получить его фотографическую карточку с его надписью; получивший ликовал, а неполучивший был глубоко огорчен. А когда наступил момент разлуки, то собралась тысячная толпа перед его "домом" и ждала его выхода; когда он появился на пороге своего "дома", его подхватили на руки и так пронесли через весь лагерь с криком: "Вот человек, вот человек, глядите!" Все хотели подчеркнуть свою признательность ему за всё, что он сделал для пленных в области образования. Этими двумя словами: "Вот человек" — толпа, особенно русские его ученики, стремились показать всем, что из десяти тысяч нашелся он один, который создал школу для пленных.

Из Японии через Владивосток Трумпельдор поехал в Харбин, где тогда квартировал 27-й полк. Командир полка встретил его очень тепло; произвел его в старшие унтер-офицеры и представил его главнокомандующему, генералу Линевичу, чтобы тот произвел его в зауряд-прапорщики. Но и генерал Линевич не решился взять на себя такую "ответственность", как произвести еврея в первый офицерский чин, и передал этот вопрос на решение Петербурга. Там сочли необходимым представить Трумпельдора высшим сферам в Царском Селе, после чего последовало, наконец, соизволение нашить ему погоны зауряд-прапорщика. Впоследствии, когда Трумпельдор весною 1907 года выдержал на аттестат зрелости, он был перечислен в прапорщики запаса согласно Высочайшему Указу, по которому лица со средним образованием, имеющие звание зауряд-прапорщика, переводятся в прапорщики запаса. Так он стал офицером русской армии, в запасе.

После Царскосельского посещения Трумпельдор уезжает к родителям, в Ростов. Но в Ростове среди родных он пробыл недолго и, посетив Пятигорск, он возвращается обратно в Петербург, где начинает новую жизнь.

VII. В Петербурге. "Коммуна". Планы "Трудовых колоний"

Столкнувшись с тогдашним революционным настроением как среди евреев, так и среди не евреев, Трумпельдор решил не подавать царю знаменитого "заявления", вызвавшего столько борьбы в плену. Произведя переоценку своим планам и возможностям, он приходит к убеждению, что он мало подготовлен к той работе, которую он себе наметил, и что ему необходима подготовка не только средней, но и высшей школы. Он отказывается от немедленной поездки в Палестину и от устройства там "трудовых колоний" до того времени, пока не закончит своего среднего и высшего образования. Правда, эта работа отнимет у него 5-6 лет, но зато после окончания университета ему легче будет сделать