молча пялиться друг на друга. Твоя очередь.

Мередит издала уже привычный мучительный вздох.

– Ладно. Моя любимая песня – «Свеча на ветру»[13], но не оригинальное исполнение, а версия, записанная для принцессы Дианы. Любимое воспоминание из детства – день, когда папа повел меня кататься на коньках в Миллерс-Понд… и мне жаль, что я сказала, будто мы с тобой не близки. Но такова правда, Нина. И об этом, пожалуй, я тоже жалею. – Она кивнула, словно поставив галочку в списке дел. – А теперь давайте поедим. Я умираю от голода.

Глава 11

Нина еще ела, когда Мередит начала собирать посуду. Мать тоже встала.

– Видимо, ужин окончен, – сказала Нина, потянувшись за маслом и джемом, пока Мередит не успела их прихватить.

Мать сказала: «Спасибо за ужин» – и тут же исчезла. На лестнице застучали ее шаги, неожиданно быстрые, учитывая возраст. Казалось, она почти бежит по ступеням.

Нина не могла всерьез обижаться на Мередит. Как только все искорки беседы погасли и их «игра» себя исчерпала, они погрузились в привычную тишину. Только Нина хоть как-то пыталась оживить разговор, но на ее истории об Африке Мередит реагировала вяло, а мать будто не слушала вообще.

Нина встала из-за стола и тут же вернулась с графином водки. С громким стуком поставив его на стол, она объявила:

– А давай напьемся.

Мередит, по локоть в мыльной воде, отозвалась:

– Давай.

Нина подумала, что ослышалась.

– Ты что, правда…

– Я же не на Луну соглашаюсь полететь.

Мередит подошла к столу, забрала у Нины тарелку и серебряные приборы и отнесла к раковине.

– Надо же, – сказала Нина. – Мы не напивались вместе с тех пор, как… А мы вообще хоть раз с тобой напивались?

Мередит вытерла руки розовым полотенцем, висевшим на дверце духовки.

– Ты напивалась в моем присутствии, это считается?

Нина ухмыльнулась:

– Нет, не считается. Садись.

– Только водку я пить не буду.

– Значит, текила.

Прежде чем Мередит успела передумать, Нина кинулась в гостиную. В мини-баре она взяла бутылку текилы, а вернувшись на кухню, положила на стол соль, лайм и нож.

– Может, разбавишь ее?

– Без обид, Мер, но я знаю, как ты пьешь. Если я разбавлю текилу, ты растянешь одну порцию на весь вечер, и в итоге я налижусь, а ты останешься такой же спокойной и сдержанной, как всегда.

Она наполнила две рюмки, разрезала лайм и подтолкнула напиток к сестре.

Мередит сморщила нос.

– Это не героин, Мер. Всего лишь текила. Оторвись хоть разок.

Еще помешкав, Мередит решилась. Она подняла рюмку и залпом выпила. Глядя на ее перекошенное лицо, Нина протянула ломтик лайма:

– Кусай.

Мередит шумно выдохнула и потрясла головой.

– Давай еще.

Нина опрокинула свою рюмку и налила себе и сестре еще по одной, они снова выпили.

Мередит откинулась на спинку стула и провела рукой по идеально уложенным волосам.

– Я ничего не чувствую.

– Скоро почувствуешь. Скажи мне, как ты умудряешься все время… так безупречно выглядеть? Ты весь день возилась с коробками и все равно хоть сейчас готова идти в ресторан. Как это работает?

– Только ты можешь превратить комплимент в оскорбление.

– Это не оскорбление. Честное слово. Просто пытаюсь понять, как у тебя получается… Не знаю. Проехали.

– Я построила вокруг себя стену, – сказала Мередит, потянувшись за текилой.

– Ага. Почти силовое поле. Ничто не коснется твоей прически. – Нина рассмеялась.

Она продолжала смеяться, наблюдая, как сестра опрокидывает в себя третью рюмку, но стоило той проглотить текилу и отвести взгляд, как Нина затихла: что-то странное было то ли в глазах Мередит, то ли в изгибе губ.

– У тебя все хорошо? – спросила она.

Мередит медленно моргнула.

– Кроме того, что мой папа умер, мать сходит с ума, сестра делает вид, что хочет помочь, а муж… сегодня не дома?

Нина знала, что смеяться здесь нечему, но не смогла удержаться.

– Да, кроме этого. Все равно ты классно справляешься. Ты одна из тех чудо-женщин, которые всегда все делают правильно. Именно поэтому папа всегда на тебя полагался.

– Наверное, – сказала Мередит.

– Серьезно. – Нина вздохнула, вспомнив о данном отцу и до сих пор не выполненном обещании. Сколько еще ее будут терзать приступы раскаяния и горя? Затихнет ли боль хоть когда-нибудь?

– Можно все делать правильно, – тихо сказала Мередит, – но оказаться неправой и одинокой.

– Нужно было чаще звонить папе из Африки, – сказала Нина, – я ведь знала, как для него это важно. Но мне казалось, что времени еще много…

– Иногда дверь может захлопнуться прямо перед тобой. И тогда ты остаешься совсем одна.

– Мы еще можем кое-что для него сделать, – произнесла Нина.

Мередит растерялась:

– Для кого?

– Для папы, – нервно сказала Нина. – Разве мы не о нем говорим?

– О. Правда?

– Он хотел, чтобы мы узнали маму поближе. Он говорил, что она…

– Только не начинай про сказки, – скривилась Мередит. – Теперь понятно, почему ты достигла таких высот. Ты просто одержимая.

– А ты разве нет? – снова рассмеялась Нина. – Я серьезно. Мы можем заставить ее закончить сказку. Она же сама сказала, что со мной бессмысленно спорить. Значит, скоро перестанет сопротивляться.

Мередит встала из-за стола, пошатнулась и схватилась за спинку стула.

– Так и знала, что не стоит пытаться с тобой разговаривать.

Нина нахмурилась:

– А ты со мной разговаривала?

– Сколько раз повторять: я не буду выслушивать ее сказки. Мне наплевать на Черного князя, на людей, превратившихся в дым, и на прекрасных принцев. Все это обещала папе ты. А я пообещала о ней заботиться, чем сейчас и займусь. Если что, я буду в ванной собирать ее вещи.

Нина проводила Мередит взглядом. Она была не слишком удивлена – Мередит всегда отличалась упорством, но все же разочарована. Папа явно хотел, чтобы они втроем провели время вместе. Зачем еще он просил их выслушать сказку? Только сказки и помогали им сблизиться с матерью.

– Я пыталась, пап, – сказала она, – но даже алкоголь не помог.

Нина встала, не покачнувшись. Захватив графин с водкой и рюмку матери, она поднялась по лестнице. Возле приоткрытой двери в ванную она задержалась и прислушалась к звону и шороху: Мередит снова взялась за работу.

– Я не буду закрывать мамину дверь, – сказала Нина, – на случай, если тоже захочешь послушать.

Ответа из ванной не было, и даже шелест газетной бумаги не стих ни на секунду.

Нина направилась по коридору к спальне матери, постучала и, не дожидаясь приглашения, вошла.

Мать сидела в постели, опираясь на груду белых подушек и натянув до пояса белое стеганое одеяло. Вся