Шрифт:
Закладка:
На вопрос «Почему ты все время пытаешься подкинуть мне своего ребенка?» она вдруг получила совсем неутешительный ответ.
«Что ты кочевряжишься? — спросил кавалер. — Тебе ли крутить носом, ты же с довеском!»
И это ей сказал человек, воспитавший сына таким образом, что с ним не могли справиться ни в одном садике. Только Анаит с ним и ладила. Впрочем, она вздохнула с облегчением, когда и отец и сын навсегда покинули их с Наной скромное жилище.
Дальше с кем бы Анаит ни начинала встречаться, всегда задавалась вопросом — зачем она нужна кавалеру? Естественно, ничем хорошим такие отношения не заканчивались, а порой даже не успевали начаться. Очень сложно что-то начинать, если никому не веришь. А как раз с доверием у нее были больши-и-ие проблемы.
Позже Анаит крепко призадумалась над тем, сколько еще ужасных свиданий и отношений ей нужно выдержать, чтобы окончательно понять — она несчастлива в любви. Ну нет в этом мире для нее мужчины. Нет, и все тут.
Пусть, симпатичная, но абсолютно невезучая.
И она с этим завязала. Она просто мама Наны, ответственный работник, женщина с массой интересов, но на этом все. Да и потом, главное в жизни — совсем не любовь. Главное — чтобы дочь была здорова, чтобы хватало денег на необходимое. Над этим Анаит и билась все последние годы. Еще мечтала когда-то приобрести свое жилье. Вот ее цель, а не какие-то там отношения, к слову, заведомо проигрышные.
«Не о том ты думаешь, дуреха!» — отругала она себя, включая рабочий компьютер.
Как только программа загрузилась, Анаит тут же погрузилась в работу. Отвлекалась лишь на то, чтобы в очередной раз проверить, не появилось ли каких новых вакансий. Еще ночью прошерстила множество сайтов, выискивая подходящую должность.
Долго она у Дмитрия Козюлькина точно на работе не задержится.
Однако пока она здесь, Анаит покажет Соболю, какой она замечательный секретарь. Будет стараться изо всех сил, проявит себя во всей красе. Пусть видит, что чего-то она да добилась в этой жизни, хоть яркой карьеры и не сделала.
С этими мыслями она погрузилась в работу.
Анаит не знала, кто до нее работал на этой должности, но этот кто-то определенно был безалаберным и делопроизводством занимался так-сяк. Анаит потратила безумное количество времени, разбираясь в документах.
Не отнимала от монитора взгляда до самого обеда.
И очень удивилась, когда из кабинета показался Соболь с претензией:
— Ани, ты обедать собираешься?
— Э-э… нет, — ответила она, ведь аппетит так и не проснулся.
— Вставай, вставай, — вдруг затребовал Соболь. — Пойдем, покажешь мне местный кафетерий.
— Спускаетесь на второй этаж, первая дверь налево. Там прям так и написано: «Кафетерий», — невесело усмехнулась Анаит. — А у меня работы много, извините.
— Обед скоро закончится, — нахмурил брови он. — Ты собралась просидеть не вставая целый день?
— Я же говорю, много работы, — попыталась отнекиваться Анаит.
— Даже если работы очень много, это не повод не есть. Ты же голодная! Еще заболеешь… — настаивал он.
«Это что? — гадала она про себя. — Это забота? Пф-ф… нашел когда заботиться».
— Не беспокойтесь обо мне, Дмитрий Егорович, — проговорила она и потянулась к сумке, достала кое-что, припасенное для таких случаев. — У меня есть протеиновый батончик, так что я в порядке.
Однако вид вполне полезного и питательного батончика совсем не успокоил Соболя. Шеф ушел еще более хмурым, чем она видела его этим утром.
Что-то подсказывало — просто с ним не будет.
«Боже, пусть я поскорее найду новую работу!» — взмолилась Анаит.
Глава 37. Большие чувства большого начальника
«Ты посмотри, какая королевишна… — ругался Дима про себя, спускаясь вниз на лифте. — Что в школе была королевишной, что сейчас. Не подойди к ней, никуда не пригласи…»
«Спускаетесь на второй этаж, первая дверь налево», — вспомнил он ее слова.
Она его дауном посчитала, что ли? Он очень даже в состоянии самостоятельно найти кафетерий. Ему компании хотелось! Чего непонятного? Или она собралась вечность дуться из-за тех видео? Он, между прочим, извинился. А от нее извинений не дождался… Или она считала, ей не за что? Дима был с этим категорически несогласен.
Сложилось такое ощущение, что за десять лет Анаит нисколько не изменилась, не повзрослела, хотя по внешнему виду и не скажешь. Внешне женщина, а внутренне как была надменной сучкой-подростком, так и осталась.
Он помнил, как, набравшись невесть откуда взявшейся смелости, звал ее гулять еще в школе и с каким высокомерием она ему отказывала. Раз за разом отказывала! С очень похожей надменной улыбкой, прямо как сегодня.
Так бы взял за локоть и высказал ей все, что наболело. А наболело много!
Своей высокомерной выходкой Анаит умудрилась убить у него все удовольствие от обеда, а ведь он любил поесть! Особенно в приятной компании. Что ей стоило присоединиться? Угостил бы ее чем-нибудь вкусным, вполне мог себе позволить хоть до конца жизни закармливать ее пирожными или что там она теперь предпочитала?
Дима спустился в кафетерий, запихнул в себя салат «Цезарь» и кусок свинины. При этом вкуса почти не почувствовал. То ли приготовили посредственно, то ли маленькая зараза Анаит умудрилась лишить его всех радостей жизни. Сам ставил на второе.
Возвращался в кабинет еще больше разозленный, чем до того.
Застал маленькую гадину в той же самой позе. Напряженный взгляд направлен на монитор, голова замерла в одном положении, двигались только руки, точнее пальцы, что бегали по клавишам. А протеиновый батончик, который она так гордо ему продемонстрировала, продолжал лежать возле клавиатуры. Не стала есть.
Она что, объявила ему голодовку?
— Знаешь что, Ани, — заявил он без обиняков, — будь ты моей женой, я б тебе по заднице дал.
Наконец привлек ее внимание хоть чем-то. Она уставилась на него своими огромными карими глазами, захлопала пушистыми ресницами.
— Да, да, ты все верно расслышала, — хмыкнул он. — Ни хрена о себе не заботишься. Что сложного поесть?
И снова эта ее надменная физиономия, тихий голосок:
— Пусть мой рацион вас не волнует, Дмитрий Егорович.
И ведь права, чертовка! Что-что, а количество поглощаемой ею пищи его нисколько не должно тревожить. Но волнует! Еще как…
А точнее, из головы все не шли слова Ани: «Мне пришлось уехать в другой город, где меня никто не знал, начать с ноля… Голодного