Нет, дело во взгляде. Он другой. Зрачки блестят, будто нарочно выдавая все мои тайны о том, как минуты назад нам с Азариным было хорошо. Тим рассматривает нас не менее жадно. Его ладонь накрывает мою грудь, чуть сжимает. Хочется прикрыть глаза от удовольствия, но вместо этого я облизываю губы и подношу ко рту руку, в которую Тим кончил. Высовываю язык и дотрагиваюсь им до пальцев.

Ловлю Азаринский взгляд в отражении и улыбаюсь. Это тоже в новинку — чувствовать себя желанной. А я чувствую. Он так смотрит, сожрать готов.

Облизываю свои пальцы. Пробую на вкус остатки мужского удовольствия, понимая, что ни капельки мне не противно.

Сравнивать ужасно, но ни с кем другим мне бы такое вообще не пришло в голову…

— Вкусно, — едва нахожу в себе силы, чтобы заговорить.

— Арина, — цедит сквозь зубы, резко впечатываясь мне в бедра.

Я отлично чувствую его эрекцию. Кажется, она сильнее, чем предыдущая. Что он подумает, если я сейчас встану перед ним на колени? Посчитает шлюхой?

Как это будет выглядеть? Получится, что нормальный секс у меня не случился и я иначе доставила удовольствие?

Божечки, каким бредом забита моя голова! Это же Тим, он так не подумает! Но, вопреки доводам разума, желание вставать на колени, чтобы взять в рот его член, пропадает. Может быть, потом…

— Ты меня любишь? — спрашиваю шепотом. Так больно нарушать тишину между нами, ведь она и так громче любых слов. Но сейчас мне просто жизненно необходимо услышать.

— Люблю.

Азарин кивает. У него хриплый, но уверенный голос.

— Я тоже тебя люблю, — привстаю на носочки, поворачиваюсь к нему лицом. Касаюсь губами немного колючего подбородка и заглядываю в глаза.

Темные, почти черные, но такие любимые радужки.

Судя по улыбке, Тим разделяет мои чувства. Так же кайфует от этих милых признаний. Сегодня он был уверен, что я захочу уйти. Когда шел в ванную, он думал, что я снова сбегу…

Глупый. Я с места не сдвинусь без тебя. Даже не надейся теперь.

— Мне нужно в душ.

Скольжу взглядом по Тимкиной груди, животу. Он так и не натянул боксеры, а его эрекция не утихла. Неосознанно кусаю губы, и, как только это делаю, его член дергается.

Удивительно, никогда не думала, что буду восхищаться мужским половым органом. Я будущий врач. Многие вещи уже давно воспринимаю иначе. Человеческое тело — просто тело.

Но, оказывается, бывает иначе.

Бархатная розовая головка, выступившие венки, красиво оплетающие внушительный ствол…

Пока я размышляю о высоких материях, рассматривая все, что у Азарина ниже пупка, он натягивает трусы, лишая меня картинки, и оттесняется чуть в сторону.

— Иди в душ, — подталкивает к бортику ванны, и я послушно его переступаю.

Когда дверь за Тимом закрывается, прилипаю спиной к прохладному кафелю. Честно говоря, когда озвучивала свое желание принять душ, боялась, что Тим захочет остаться. Это не плохо, но я пока не вижу ничего привлекательного в наблюдениях за чужой гигиеной.

Встаю под теплые струи воды. Быстро мою голову, намыливаюсь гелем для душа и, ополоснувшись, заворачиваюсь в полотенце.

Подбираю с пола трусы. Быстренько стираю их под краном в раковине и вешаю на полотенцесушитель.

Когда выхожу из ванной, покрываюсь мурашками. Такой резкий скачок температуры. Там, внутри этого маленького помещения, был экватор. А тут практически Арктика. Еще и окно открыто.

Тима поблизости нет. Осматриваюсь в столовой-гостиной, заглядываю на кухню. Пусто.

Когда порыв ветра приносит в дом запах сигарет, надеваю первые попавшиеся в обувнице тапки и выскальзываю на крыльцо.

Так и знала.

Тим стоит, привалившись плечом к стене, и курит. Услышав шум, сразу же поворачивается. На нем только низко посаженные джинсы. Он даже не обулся. Крадусь к нему и обнимаю со спины.

— Я все, — прижимаюсь губами к коже между лопаток.

— Две минуты, — выдает задумчиво.

Не люблю запах сигарет, но и не шарахалась от него никогда. Папа всю жизнь курит. Не в доме, но все же. Получается, мы с мамой вечные пассивные курильщики…

— Все нормально? — уточняю.

Что, если он не захочет со всем этим связываться? Попробовал и понял, что это пустая трата времени?

— Супер, — заводит руку за мои плечи и, чуть надавив, вынуждает выступить вперед.

Оказавшись у его груди, запрокидываю голову.

— Ты жалеешь?

— Все же нормально было?

Выдаем синхронно. Я снова в нем сомневаюсь. А он же просто интересуется, все ли хорошо… Вот в чем главное различие между нами! И это проблема.

— Почему я должен жалеть?

— Все было лучше, чем просто нормально, — смотрю в пол.

— Так почему? — повторяет, будто не слышал, что я хочу сменить тему.

— Это лишние заморочки. Ты привык к другому формату отношений.

— А, типа трахать все, что движется, — выдает резковато.

Во мне растет протест. Я так не думаю, но, судя по тому, как мы друг на друга смотрим, в воздухе начинает витать тема двухлетней давности. Та самая, из-за которой все и развалилось. Его поход в клуб, злость, Янка…

— Слушай, Громова, — прищуривается, и голос тут же становится язвительным. — Если ты меня вот сейчас с кем-то сравниваешь в своей блондинистой голове, я тебя придушу. Ночью, — обнажает зубы. — Если твой Воронин — ссыкун, то я…

Нервно хихикнув, отрицательно мотаю головой и затыкаю Азаринский рот поцелуем. И плевать, что от него воняет этими дурацкими сигаретами, как от табачной фабрики. Он продолжает возмущаться, но, к счастью, недолго. Метод рабочий.

— Не сравниваю, — убеждаю, разрывая поцелуй. — Прости. Мне просто хочется, чтобы нам было комфортно.

— Мне пиздец как комфортно будет, если ты перестанешь шугаться и нести всякий бред. Ок?

— Да.

Моя улыбка становится шире.

— Пошли домой, — тяну его за руку. — И давай закажем пиццу.

— Ты же не ешь такое.

Я даже замираю на секунду. Когда я училась в школе, то очень негативно относилась к фастфуду, сейчас все давно поменялось, но он помнит все эти мои фи, видимо.

— Сегодня сделаю исключение.

— Ну все понятно, ты из этих, да? Которые днем листья салата жрут, а ночью батон с маслом точат.

Он ржет. Я, конечно, тоже, но ради приличия по плечу его бью.

Курьер привозит наш поздний ужин за час. Обожравшись пиццей под сериал, я не замечаю, как засыпаю. Знаю только, что в объятиях. В его объятиях.