вам хочется во что бы то ни стало освободить какую-то страну от английского ига, — говорили испанцы, — освобождайте тогда католиков-ирландцев». Испанский король Карл III считал, что не подобает двум монархиям открыто поддерживать народ, восставший против своего государя. Однако определенная выгода в поддержке повстанцев и снабжении их оружием для испанцев была, только делать это следовало втайне. «Нам надо пожелать, — писал один испанский министр, — чтобы американцы и англичане измотали друг друга в этой войне». Многие нации в разные периоды истории высказывали такое же желание, когда две другие страны воевали друг с другом.

3. Помочь колониям, но до войны дело не доводить — такова была программа Верженна. Но как этого добиться? Лорд Стормонт, английский посол, внимательно следил за всеми действиями французского правительства. Тайное снабжение повстанцев следовало поручить частному лицу, от которого при необходимости можно было бы и откреститься. Нашелся человек, который, казалось, был создан для этой роли, мастер на всякие хитрости, без средств, но отважный в делах, к тому же друг свободы. Это был Пьер Карон де Бомарше, гениальный писатель и завзятый авантюрист.

В Лондоне Бомарше познакомился с одним американцем, Артуром Ли, который поведал ему о нуждах своих соотечественников, о том, как легко его богатая страна может расплатиться за купленные товары — табаком или другими продуктами. Артур Ли был опасный фантазер, но не знавшему этого Бомарше в его рассказах сразу привиделись блестящие и выгодные комбинации. По возвращении он отчитался перед Верженном. Было решено, что Бомарше создаст фиктивный торговый дом «Родриго Орталес и Ко», что французское и испанское правительства перечислят воображаемому Орталесу по одному миллиону ливров, а тот накупит на эти деньги обмундирования, пушек и пороха для американцев. Можно себе представить, как интересно было автору «Севильского цирюльника» придумывать от начала до конца этого испанского коммерсанта, столь же богатого, сколь ненастоящего, и размещать его в прекрасном особняке в предместье Тампль. Жизнь становилась комедией, она была даже безумнее, чем просто комедия. На самом деле тайный агент Бомарше оказался не таким уж тайным. Лорд Стормонт, прослышавший об этом деле, отправился к Верженну с вопросом, правда ли, что Франция поддерживает врагов Англии. Верженн с невозмутимой серьезностью ответил, что ничего об этом не слышал.

Густаф Лундберг (приписывается). Портрет Шарля Гравье де Верженна, министра иностранных дел Франции. До 1787

Жан-Марк Натье. Портрет Пьера Огюстена Карона де Бомарше. 1755

Титульный лист прижизненного издания «Женитьбы Фигаро» Бомарше. Париж, 1785

4. Тем временем конгресс Соединенных Штатов и его Комитет по внешним сношениям (исполнявший функции Госдепартамента), узнав о благоприятном настрое Франции, решили извлечь из этого выгоду. Но некоторые делегаты колебались. По привычке они чувствовали себя еще англичанами. Искать союза с врагами Англии — для них это было предательством. И потом, французы… паписты, друзья индейцев! Но чего не сделаешь при крайней нужде. Одежды, оружия, денег не хватало. Было решено отправить в Париж Сайласа Дина. Почему именно Сайласа Дина, который не был дипломатом и ни слова не знал по-французски? Потому что он был богат, жил в удивлявшей колонистов роскоши, вот они и решили, что королевский двор не произведет на Сайласа Дина особого впечатления. Верженн принял американского посланца, сказал ему, что, поскольку у Франции мир с Англией, открыто он действовать не сможет, но закроет глаза на все, что будет делаться неофициально. Он предложил Сайласу Дину вступить в отношения с Родриго Орталесом, то есть с Бомарше, которому французские арсеналы поставят отличные пушки со сбитыми королевскими гербами — из деликатности и осторожности. Мифический Орталес проявил ни с чем не сравнимую активность, отправил в Америку боеприпасов и амуниции на двадцать пять тысяч человек, но платы за это так и не получил. Напрасно несчастный Бомарше, рисковавший в этом предприятии не только двумя миллионами двух правительств, но и своим небольшим состоянием и даже состоянием своих друзей, требовал отпустить ему обещанный табак. Он не получил ничего или почти ничего. Артур Ли, ставший личным врагом Бомарше, сказал в конгрессе, что Америке не придется ничего платить, что полученные товары — это безвозмездный дар французского правительства и что мнимые требования Бомарше — всего лишь комедия, разыгранная для того, чтобы ввести Англию в заблуждение. Конгресс поверил Артуру Ли. Бомарше кричал и жаловался, а Америка отвечала ему с заговорщицкой улыбкой: «Да-да, мы знаем, что вы должны все это говорить, а мы не должны обращать на это никакого внимания!..» Сцена достойная «Женитьбы Фигаро». Это недоразумение при жизни Бомарше так и не разрешилось, и он умер в нищете в 1799 году. Тридцатью шестью годами позже его наследникам не без труда удалось получить малую часть того, что, по мнению всех юристов, ему полагалось по праву.

5. После Декларации независимости конгресс назначил своими официальными представителями во Франции Франклина, Джефферсона и Дина. Джефферсон отказался, и его заменили на коварного Артура Ли. Франклина во Франции хорошо знали, поэтому он был прекрасной кандидатурой и принял назначение. «Я стар, — сказал он, — и ни на что не гожусь. Но, как говорят торговцы мануфактурой, распродавая остатки рулонов, я неплохой отрез, из меня получится все, что только захотите». Ему поручили добиться торгового соглашения, займа и альянса. Нелегкое дело. «В сущности, — говорил Франклин, — от меня требуется одно — сказать Франции: „Помогите нам, только нас это ни к чему не обяжет“». В этой миссии ему помог его престиж. Все играло ему на пользу: его слава ученого, репутация мудрого человека, простота в одежде, остроумная речь. Воззрения «бедного Ричарда»[2] ничем не отличались от взглядов французского буржуа. Многим были известны его опыты с электричеством. Под его портретом работы Кармонтеля фигурировала надпись: «Он обезоруживал тиранов и богов», а Тюрго выразился о нем даже по-латыни: «Eripuit coelo fulmen sceptrumque tyrannis»[3]. Академия наук избрала его своим членом, он регулярно присутствовал на ее заседаниях. Он познакомился с Вольтером, и прославленные старцы обнялись на глазах у восторженной публики. Напрасно посольство Англии пыталось создать впечатление, будто Франклин непопулярен у себя на родине и находится во Франции не как посол, а скорее как изгнанник, — при дворе и в Париже только и разговоров было что о «великом Франклине».

Антон Хоэнштайн. Торжественный прием Бенджамина Франклина при дворе Людовика XVI. 1860-е

6. Миф о Франклине отвечал чувственным и интеллектуальным потребностям французской публики. Это были времена «Новой Элоизы» и молочной фермы в Трианоне, времена, когда в моду вошла простая сельская жизнь. Правда, во Франклине не было ничего сельского,