Шрифт:
Закладка:
«Три минуты молчания»
Покрепче, парень, вяжи узлы —
Беда идет по пятам,
Вода и ветер сегодня злы,
И зол, как черт, капитан.
И нет отсюда пути назад,
Как нет следа за кормой,
Никто не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой!
Сам черт не сможет тебе сказать,
Когда придем мы домой…
Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют…
История создания романа
Имя дочери – Марина – было выбрано не случайно. Владимов вынашивал замысел новой книги, действие которой должно было происходить в Мурманске и морях Северного Ледовитого океана. Он подружился с Константином Николаевичем Брызиным, ранее плававшем радистом на атомном ледоколе «Ленин», базой которого был Североморск, военный порт в 5 километрах от Мурманска. От Брызина писатель услышал историю, которая легла в основу фабулы романа «Три минуты молчания». Владимов начал читать литературу о кораблях, но понимал, что ему не хватает практических знаний о жизни на рыболовном судне. «Околачиваясь» успешным автором в «Новом мире» и ЦДЛ, он быстро осознал, что нельзя «слишком погружаться в затягивающее писательское существование», и решил по совету Юлиана Семенова, знавшего о его замысле, пойти в море, чтобы прочувствовать атмосферу своей будущей книги. Попросив у Союза писателей командировку на Северный флот, Владимов получил дополнительные деньги от «Литературной газеты». Семенов предлагал ему пересаживаться с траулера на траулер, чтобы накопить побольше впечатлений. Но Брызин решительно отсоветовал:
Не надо пересаживаться, дурости все это. Так тебе никто не откроется. Люди заняты тяжелым трудом в тяжелейших условиях, а между ними ходит какой-то бездельник с записной книжечкой. Тебе натолкают баек, известных старинных морских историй, которыми всех новичков кормят. Ты лучше запишись в рейс матросом. Если без захода в иностранные порты, то легко оформляют, матросов всегда не хватает. Тут все и узнаешь… (ГВ)
При написании «Большой руды» Владимов сопровождал в поездках и жил с шоферами, но активно в их работе не участвовал. Но для «Трех минут молчания» роли наблюдателя было недостаточно: «…морская история должна быть рассказана от первого лица, языком и стилем молодого рыбака-матроса. Со всеми нюансами его фразеологии – что не так уж сложно – со всем багажом его привычек, опыта, взгляда на вещи и на людей, что уже посложнее… Я пошел в Северную Атлантику матросом и поплавал три месяца и два дня»[173].
Он беспокоился, не будет ли морской болезни, но Брызин объяснил, что в этом случае на первой базе спишут и вернут в порт.
11 января 1962 года Владимов вышел в плавание на траулере «Всадник». Он был очень сильным и выносливым молодым человеком.
Но тут с непривычки было страшновато, потому что условия оказались довольно опасными: нужна была не столько сила, сколько ловкость, чтобы правильно развернуть и поставить 90-килограммовую бочку, когда палуба уходит из-под ног. Иначе эта бочка может или убить, или снести за борт (ГВ).
Позднее он рассказывал в интервью для «Литературной газеты»: «Было всякое – и штормы до одури, когда неделями валяешься на койке, проклиная день и час твоего выхода в рейс; и работа на палубе в семи-восьмибалльную волну, когда ледяная свежесть проникает за шиворот и в сапоги, и снежный заряд сечет лицо, а закрыться рукавицей нельзя, надо спешно выбирать сети… и дни прекрасной весенней погоды, невиданной синевы неба и воды, которую едва успеешь заметить, потому что рыба идет “навалом” и нужно работать от темна до темна»[174].
Экспедиция была рассчитана на три месяца и одну неделю с проходом через Баренцево, Северное и Норвежское моря. В бинокль он смог разглядеть далекий берег Шотландии. Морской болезни не оказалось, легкая тошнота прошла за первые полчаса, а дальше даже в шторм, продолжавшийся девятнадцать дней, проблем не было. Во время шторма в судне появилась пробоина, для починки которой траулеру пришлось зайти в фьорд около Фарерских островов, откуда виднелся норвежский берег с моряцким поселком[175].
Рыболовами были в основном, как и главный герой книги Сеня Шалай, бывшие моряки Северного военного флота: «После четырех лет на флоте, куда было уходить?» Владимов выдавал себя за шофера с КМА, который хочет заработать денег на собственную машину, «но моряки решили между собой, что КМА – это я для понта придумал, а был московским таксишником, который хочет заработать на “Волгу”». Легенда оказалась удачной, ему полностью поверили и принимали «за своего». Плавание на траулере Владимову так понравилось, что он даже записался в следующий рейс. Но в Мурманске, увидев выставленную в окне уличного киоска «Большую руду», почувствовал:
Время возвращаться к своим кораблям. Тезис же о сказке, «которую делают былью», оправдался вполне: на свой первый «запорожец» я заработал деньги именно в море, получив премию за перевыполненный план по улову селедки и трески. Деньги за рейс заплатили – по тем временам – безумные: 12 тысяч. Так что части их хватило на кооперативную квартиру (ГВ).
Он купил экземпляр «Большой руды» и переслал эту «книжечку, уродливую жутко», капитану траулера «Всадник». Тот был потрясен: «Жора же был самый политически неграмотный из матросов – даже газет никогда в руки не брал! Писатель… Что же мне ждать теперь? Что мой боцман серенады сочинять начнет?»
После плавания Владимов приступил к написанию романа «Три минуты молчания». В отличие от «Большой руды» работа шла медленно и трудно: «Жизнь так перла, что я ее никак не мог уложить на страницу». Дважды он откладывал текст, участвуя в создании сценариев для фильмов «Большая руда» (1964) и «Туннель» (1966). Роман был закончен в конце 1967 года, и Владимов принес его в «Новый мир». А.И. Кондратович, описывая обсуждение романа на редакционном заседании[176], отмечал раздраженное состояние А.Т. Твардовского. Владимов в письме Г.Я. Бакланову вспоминал:
Построить свой мир в «Трех минутах молчания» было трудненько из-за решения – может быть, ошибочного – писать этот роман от первого лица. Твардовский считал, что я просто облегчил себе задачу, уклонившись от «дирижирования оркестром», и даже отказывался признать сие произведение романом, ибо роман от первого лица не свойственен русской прозе, предлагал назвать ему хоть один такой в русской литературе 19 века. Нашли ему такой – «Подросток» Достоевского. Но задачи
