— Я попробую узнать у Самира, не был ли наш прокатный автомобиль замечен камерами поблизости на той неделе в июне.

Блум снова открыла файл с фотороботом.

— Внешность славянская, — сказала она. — Собственно, Ева Нильссон так и сказала.

Бергер медленно кивнул и произнес:

— Будем искать русские имена среди владельцев дач в Бергслагене?

— Я запущу поиск, — согласилась Блум и защелкала по клавишам.

Поиск начался, Бергер и Блум замерли в ожидании.

— А ты уже пробовала сформулировать какую-нибудь теорию по поводу того, почему явно влюбленная Надя вдруг решила убить своего любовника? — нарушил молчание Бергер.

— Между ними что-то произошло, настолько серьезное, что Надя захотела его убить. Но что?

Бергер кивнул.

— Они встречались, — продолжила Блум. — Надя была счастлива, но потом узнала о нем что-то ужасное. Настолько ужасное, что решилась его застрелить.

— И это ужасное наверняка связано с тем, что он носит стяжные ремни в кармане. Он оказался сволочью, хуем.

— Женщины нередко с таким сталкиваются.

Бергер встал, подошел к окну, взглянул на бухту, понял, что жмурится от нервного напряжения.

— Клининговая контора на Лидингё. Золотой парень Виктор и малышка Гитта. У меня возникло странное чувство. Она так посматривала на своего шефа.

— Посматривала? — воскликнула Блум. — Серьезно?

— Еще что-нибудь важное? Что еще сказала твоя Ева Нильссон?

— Напрямую ничего. Но Юстина из АО «Чистота» намекала, что Надя ждала возможности отомстить.

Бергер медленно кивнул.

— Замешан ли тут мафиозный лидер Степанка? Хотя он мертв. Речи о том, чтобы отомстить ему, быть не может.

— Мертв? — переспросила Блум.

— Денис Смольников так сказал, — пояснил Бергер. — А еще он сказал, что последним, у кого убирала Надя, было частное лицо в Энебюберге. В понедельник до одиннадцати вечера. Некий Берглунд из Энебюберга.

— Берглунд, как и Юлия? Best friends forever?

— Юлия только что развелась, — продолжил Бергер. — Вопрос вчера вечером, до того, как ты вернулась в эллинг, был: живет ли бывший муж Юлии в Энебюберге. Тут возможна интересная цепочка событий.

— У бывшего мужа Юлии Берглунд фамилия вовсе не Берглунд, а что-то простое, типа Густафссон. Должно быть, в понедельник Надя убирала у другого Берглунда.

Вздрогнув, Бергер произнес:

— Понедельник.

— Что? — не поняла Блум.

— Понедельник. Вот что я упустил. Когда я стоял на вершине автокрана, мимо проходила дама с пуделем. Она утверждала, что я уже был там раньше, в понедельник утром. Значит, у фонарного столба с камерой стояла другой автокран.

— Утром того дня, когда похитили Надю? Интересно. Кто-то проводил манипуляции с камерой?

— Я спрошу на фирме, где я брал кран. И в других прокатах автокранов поблизости.

— А вот теперь и я поняла, что упустила у Юханнеса Эдборга, — вдруг воскликнула Блум.

— Что-то важное?

— Не знаю. Возможная ниточка. У него просто вырвалось. Проскользнуло, когда речь шла о Степанке. Эдборг не собирался об этом говорить.

— И что же он сказал?

— Ньорд, — ответила Блум. — «Чертов Ньорд».

31

6 часов назад

Даже собачники и бегуны не могли нарушить покой, царящий вокруг скамейки в парке у Норр Меларстранд. Было воскресное утро, и Стокгольм еще только просыпался.

Бергер подошел к скамейке и присел рядом с мужчиной, на этот раз не столь заросшим щетиной и не в наглухо застегнутом пальто — он был сегодня выходной.

Как-никак воскресенье.

И все же Самир сидел в парке. И все же он встретился с Бергером взглядом, в котором угадывалось что-то вроде интереса, а когда он положил руку на конверт, который подвинул к нему Бергер, прямо как в шпионских фильмах, интерес явно перерос в нетерпение. Как бы он ни пытался его скрыть за непроницаемым выражением лица.

— Два момента, — произнес Бергер. — Первый: серия регистрационных номеров сдаваемых в аренду автомобилей, которые могли попасть на камеры наблюдения на дороге 66 между Сюрахаммаром и Людвикой на двадцать четвертой неделе в июне. Второй: фоторобот мужчины, предположительно русского происхождения, который может владеть землей недалеко от того же отрезка дороги.

— Второй пункт несколько выходит за рамки моих полномочий, — сказал Самир, вскрывая конверт с плохо скрываемым любопытством.

— У нас шесть часов до того, как женщине, которая всю свою жизнь была жертвой, отрубят голову, — сказал Бергер. — У меня нет времени на расшаркивания. Ты будешь пытаться или нет?

В эту секунду взгляд Самира напомнил Бергеру взгляд из прошлых времен — взгляд юного аспиранта на своего наставника.

Самир согласился попробовать. Пообещал сделать все, что в его силах.

Бергер посмотрел на воду. Когда он снова обернулся, ни конверта, ни Самира на скамейке уже не было.

* * *

Рослый мужчина сидел на скамейке в парке и смотрел на Ничто. Так называлась эта обновленная старая часть пригорода Хувудста. В какой-то степени название соответствовало действительности. Простирающийся перед ними парк Лундбю представлял собой совершенно пустой плоский газон.

Ничто.

Бергер устроился на скамейке рядом с мужчиной, который, казалось, даже не заметил его. Скульптурный профиль казался Бергеру незнакомым; за прошедшие восемь месяцев Кент Дес как будто сильно состарился. Кивнув в сторону парка, Кент произнес:

— Вон там виднеется новый штаб СЭПО.

— Прямо посреди Ничто, — ответил Бергер. — Ты и правда тут живешь?

— В этих местах, — коротко ответил Кент.

— Поздравляю с повышением. И спасибо, что захотел встретиться со мной в свой выходной.

— Захотел — не совсем верное слово, — скривился Дес. — Разве что во имя прошлого. Ты ведь там был, когда погиб Рой.

Бергер медленно кивнул. Лишь благодаря назойливо тикающим внутренним часам ему удавалось отгонять воспоминание о той крыше в Тенсте, где верный напарник Деса, Рой Гран, встретился со своей злополучной судьбой.

Может быть, поэтому Кент Дес так изменился. Он словно лишился своего сиамского близнеца, перестал чувствовать себя половинкой единого целого.

— Говорят, ты теперь эксперт по русской мафии, — произнес Бергер.

— Это понятие неоднозначное, — ответил Дес. — Слишком зыбки границы между миллиардным бизнесом, шпионажем, кибервойнами, дезинформацией и старой доброй насильственной преступностью. Разумеется, в худших ее проявлениях.

— Кем был Степанка?

Дес в первый раз обернулся и посмотрел на Бергера.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Я пытаюсь найти похищенную женщину, которая, по всей видимости, была одной из первых проституток, ввезенных на запад после падения железного занавеса.

— Я слушаю, — кивнул Дес.

— В этой связи и всплыло имя Степанки.

— Его синдикат рано занял свою нишу, это правда, — подтвердил Дес. — Долгое время мы думали, что его не существует, что он всего лишь миф. Мы поймали многих из