— Вот за это — да, — отец полез за сигаретами. — Будут рубиться. Но покушение — дело такое, что его надо подготовить. Редко бывает удача, что цель без охраны, вот как сейчас.

— Не спорю, — проговорил я.

— А ты, если что, будь на связи, завтра хотим одно дело провернуть вместе со смежниками. Если всё выйдет, возьмём Кросса с Артуром так, что им не до войны станет.

— Звони, — я кивнул и собрался отойти, но вдруг остановился. — Батя, а чего Кросс охрану не выставил Боцману?

— Вот я тоже думаю, — он задумался. — То ли угнали их, то ли сами ушли, то ли что-то ещё, тут не скажешь.

Отец пошёл звонить и отчитываться своему руководству, да из окна можно было увидеть, что подтягивается и наше начальство. Ну, что хотел, я увидел, и мне свою работу продолжать можно без этой рутины. Дабы не попасться, когда официально я лежу на реабилитации.

Устинов стоял посреди операционной и думал, держась за подбородок, в такой момент его лучше не беспокоить. Толя опрашивал докторов, узнавал приметы напавших, что-то более подробное, чем «братки в кожанках». Что-то должно выделяться, но Толян упорный, вызнает и сам. Я ещё раз окинул коллег взглядом. Мне уже можно уходить.

— Толя, — позвал я, когда он вышел в коридор следом за медсестрой. Её он хотел допросить подробнее. — А что ты хотел сказать про Кузьмина? А то нас прервали звонком, я забыл напомнить.

— Да с ППС-никами виделся, говорят, он пьяным часто гонял, — Толя огляделся. — Даже не то что часто, а постоянно. И что раз кого-то даже сбил, но его не привлекли. Мол, и машина не его, и его самого там не было, а насчёт пострадавшего — неизвестно.

— Та-а-ак, — протянул я. — Вот это интересно. Смотри, Толян, цепочка понемногу протягивается, его мог отмазать как раз Рудаков. И кто-то в ГАИ может быть в курсе.

— Наверное. Вот про это только и хотел сказать.

— Ладно, если никого больше не грохнут, утром с тобой на рынок сходим. Надо Ювелира уламывать, он тоже может дельную инфу подкинуть. Если выйдет, потянем цепь и дальше.

— А Сафин отпустит? — Толик забеспокоился. — Дел-то полно.

— Ты же опер, Толян, у тебя работа личным сыском. И вообще, опера ноги кормят, — я похлопал его по плечу и вышел.

Когда уходил, проверил, что охрана у палаты пасынка Артура на месте, а то братки, когда мстят, в средствах неразборчивы. И хорошо, что Артур привлёк сторонних ЧОПовоцев. Да и столько милиции в больнице сегодня, на покушение никто не решится, пацан будет спать спокойно.

И кто знает, может, Артур успеет отправить его в училище. В прошлый раз не успел, и как сложилась судьба Петьки в первую мою жизнь — я не знал.

* * *

В эти годы рынок — это самое главное место почти в каждом городе. Сюда приходят закупить необходимое, повидать знакомых, поглазеть на то, на что нет денег, и просто походить меж рядов.

Парни даже приглашали сюда девушек на свидание или на прогулку. Само собой, девушек тянуло в сторону вещей, где на прилавке, а то и на брезенте, расстеленном на земле, лежали китайские и турецкие шмотки.

Мерить их предлагалось прямо на месте, отдельных примерочных кабинок не было, но продавщицы (а чаще всего шмотками торговали женщины) могли загораживать покупательниц покрывалом, чтобы никто не видел. А вот парням приходилось натягивать джинсы у всех на виду, балансируя босиком на маленьком куске картона. Зимой это было то ещё веселье.

У входа китайцы делали дубликаты ключей и торговали шнурками, бабки продавали семечки, сигареты поштучно и веники, там же крутились всякие мутные типы, предлагавшие обмен валюты по «выгодному» курсу. Дети толпились у холодильника с мороженым, которое продавалось здесь даже зимой, или у прилавков с китайскими разноцветными безделушками, взрослые мужики толкались у киосков с алкашкой… короче говоря, каждому посетителю было чем себя занять.

И нам с Толиком некогда было скучать, мы здесь по работе. Двигались мы к дальнему углу, но приходилось проталкиваться через толпу. Со всех сторон шум и гам, ругань, смех и разговоры, и дополняла это всё ревущая из каждого киоска с кассетами музыка.

— День молча сменит ночь за твоим окном, — доносилось из одного, — любимая моя.

— Э-э-э макарена, — играло в другом.

— Ах ты, бедная овечка…

— Давай, милок, погадаю на счастье да на любимую твою ненаглядную, — путь мне преградила цыганка в цветастом платье, ещё молодая и стройная. Взгляд у неё хитрый и дерзкий.

— А давай я тебе погадаю, что тебя ждёт в ближайшие пятнадцать суток, — со смехом предложил я, — если продолжишь меня доставать.

Она тут же свинтила, и следом за ней сбежали цыганские дети, которые до этого дёргали прохожих за одежду, требуя милостыню. Завидев мента, который не выказывал желания взять с них мзду, они предпочли не отсвечивать.

— Да вроде ничего была цыпа, — расстроенно протянул Толик. — Ножки-то видел? Да и с…

— Не отвлекайся, мы на месте.

Вот я и нашёл, что искал.

В одном углу играли в напёрстки, а в другом расположились мошенники. Там, над прилавком, повесили яркую самодельную вывеску с надписью «Безпроигрышная лотерея», так и написали, с ошибкой. На вывеске стрелка, показывающая на мужика с ящиком, в котором лежали билеты.

Схема стара, как мир — среди прохожих выбирается «лох», которому выпадает главный приз, причём дорогой, не по карману обычному человеку. Победитель рад, уже готов этот приз забирать, но появляется другой «участник» лотереи, с таким же призом, само собой, подставной.

Организатор лотереи делает вид, что ему не хочется проблем, и просто предлагает приз тому, кто даст больше денег, а второй участник всегда выглядит небогато, да и приз-то щедрый.

Вот лох и выкладывает все деньги, и по итогу их проигрывает, потому что у подставного денег всегда больше. Остаётся «победитель» в итоге и без денег, и без приза. Потом появился другой вариант развода, когда в качестве приза в коробке оказывался какой-нибудь мусор или дешёвый хлам, который стоил меньше, чем потраченные деньги.

— А вот и победитель! — проорал жуликоватый организатор, показывая на усатого лысеющего мужичка в старом