снимает свои, непонятно какой фирмы, но золотые или позолоченные, и предлагает обмен. Ага, щас. Оно мне надо — золото ввозить в страну? Замучают потом допросами, а за что и как вы могли? Не тянет это и на обещанный сувенир. Нехотя отказываюсь, часы мужика хороши. Но страждущий не сдаётся, он метнулся из комнаты, наверное, в свою мастерскую и вернулся буквально через минуту с серебристым плейером. Знаменитый Sony WM-2 Walkman! Мужик тычет мне в руки техникой и предлагает обменять. Часы — это вещь, а плейер — это удобно и статус. Что я, часов в СССР не куплю ещё? Эх, была, не была. В нагрузку мне дают наушники, три кассеты и чехол. Разумеется, проверяю работоспособность, и ещё один сюрприз! На кассете Модерн Токинг! Прямо первым треком! Я ещё в этой жизни не слышал их забойный You’re My Heart, You’re My Soul.

— Ну что? — спросил меня Николаевич.

— Вот плеер дали за работу, — сразу признаюсь я.

— Это… это очень дорогой сувенир, — строго говорит шеф.

— Да знаю я, пришлось часы отдать, которые получил за победу на первенстве города по боксу. Полярные! — вздохнул я. — А пусть не думают, что комсомольцы в СССР неблагодарные и жадные! С фотографами я договорился именно о такой версии нашего обмена. Мол, подарили мне за работу, а я взамен отдал часы.

— Анатолий, ты молодец! Не часто я говорю это людям, тем более твоего возраста, но ты молодец. Поступил по-комсомольски, да и Венгрия нам страна дружественная и Микаэль — товарищ с заслугами, а советского человека так просто не купить подачками, — неожиданно с чувством сказал Виктор Николаевич. — Обязательно отмечу твою политическую грамотность. Надёжный ты парень!

«Что это сейчас было? — размышлял я. — Он что — поверил?». Его дело, а так я слушал бы, да слушал хвалебные речи. А ещё и послушаю, что за музончик там, на кассетах!

Глава 26

Ужин в гостинице. Кроме нас тут ещё и ГДРовцы, в том числе знакомая девочка, помешанная на значках. Ирма, так её зовут. Она просекла, что я владею дойч, и прицепилась ко мне как банный лист к… ну пусть будет к спине. Хватит волнений для моей задницы на сегодня, и так Микаэля подозревал во всех грехах смертных, и он, кстати, не оправдан пока. Ирма уже поменялась со мной десятком значков и в настоящее время терзает Мишку, выпытывая у него знания об обмененных с ним значках. Но Мишка, как я, коллекционером не был.

— Так… взял из дома несколько, — промямлил он.

А дома, как оказалось, у него хранились настоящие раритеты, и суровая фройлян с голосом сержанта Ничепорука из моего армейского прошлого, возбудилась так, что пока все значки не выменяла у незадачливого новосибирца, не успокоилась. Судя по азарту в её глазах, она бы ему и дала, если бы Мишка потребовал. Мишка, разумеется, не требовал, во-первых, комсомолец, а во-вторых, страшненькая она. А вот её подружка, тоже коллекционер, но марок, была нами с Мишганом осмотрена и признана годной. Обычная бабская схема — девушка выглядит красивее, если с ней рядом страшная подруга. Поэтому мы и не гнали Ирму из-за стола, ведь уйдёт и её подружка Марта.

— Не знаю откуда, дедовский ещё, — бубнил владелец раритетов про очередной экземпляр, завистливо глядя на меня.

Я в это время давал послушать очередной забойный хит с моего плейера.

— Я возьму в номер послушать? — обольстительно улыбнулась Марта, зная, как она красива, и что ей не будет отказа.

— Только со мной в комплекте! — резко отказал я.

Дашь такой ценную вещь — потом ищи-свищи и вещь и её — заиграет. Шутка, конечно, но сломать может, а жалко! Марта не обиделась, она не поверила, что я отказываю из-за жадности, а решила что это такой очередной подкат — мол, не хочу с ней расставаться. И это тоже. Правда, Мишка ей нравился больше, я это видел по её глазам, я для Марты молод, а Мишка — жених уже.

— О! А этот я помню откуда! Дядя Сева подарил! Он его перед войной получил, — услышал я возглас Мишки.

На ромбовидном знаке был изображен танк и надпись — «За отличное вождение».

— Удостоверенье? — по-русски коряво спросила Ирма, и стальной взгляд её серых глаз говорил, что это очень важно для неё.

— Не помню, дома может, или я брал его сюда? — бормочет Миша.

— Это я тоже беру, — говорит уже на родном языке Ирма и просит меня перевести.

Я не тороплюсь. Значок довоенный и явно ценный, она сейчас впарит Мишке всякий ширпотреб, который штампуют миллионами.

— Ирма — это ценный значок? — прямо спрашиваю я.

— Все значки для меня ценные, у меня таких в коллекции нет, — изворотливо ответила девушка.

— Ирма, у тебя есть что-нибудь с собой такой же ценности? — продолжаю допрос я.

— И дома тоже нет, — поникает Ирма.

— Да, Толян, мне не жалко, пусть берёт, — дергает за рукав, некстати, значковладелец.

— Мне отдай, а я тебе взамен кассету с «Модерн токинг», — предлагаю я и попадаю в цель!

— Бери все! — моментально реагирует он, подвигая все значки в мою сторону и накладывая лапу на кассету. — Переписать дашь потом, — соглашаюсь на обмен я, и поворачиваюсь к Ирме, пока не понимающей, что у предметов её вожделения появился новый и алчный хозяин.

— Так нечестно! Я первая предложила! — каким-то образом Ирма поняла, что её только что кинули, ну, или она русский знает, но скрывает.

— У тебя нет ничего ценного, а у меня есть, — киваю я головой на кассету, которую Мишка вставляет в мой плейер.

— Hier wählen! (Вот! Выбирай) — Ирма протянула свой обменный фонд, разложенный по двум большим альбомам, где вместо страниц была бархатная бумага.

— Не ругайся! — строго сказал Миша, услышав знакомое слово. — Он не хер. Это я так решил! Точно. Та самая кассета! А переписать дам без проблем!

Мишка внезапно сваливает, оставляя меня с двумя разочарованными немецкими девушками. От одной ушёл самец вместе с забойной кассетой, а от другой её ромбовидная мечта.

— Мне пора! Ауфидерзейн! — скомканно прощаюсь я и ухожу к себе в номер.

Там иду в душ, благо мой тезка его только что освободил и сейчас щеголял мощным торсом с накачанными мышцами.

«Не иначе спортсмен», — мысленно отметил я.

Мыло у меня с собой есть, голову я ещё утром мыл, и сейчас стою, нежусь под струями теплой воды, вспоминая Марту. Неожиданно возбуждаюсь, хороша ведь чертовка! Только мне явно ничего не светит.

Находясь в душе, слышу сначала