— Пивной суп, конина, наверное, ей не очень понравится, у нас не едят её почти. Давай слушать, я тебе потом лучше запишу, что она любит кушать, — отвязался от немца я, тем более на нас уже стали поглядывать неодобрительно.

— Подарок, — тычет мне неугомонный немец паркером, наверняка заметил мой заинтересованный взгляд.

— Нет, это слишком дорогой подарок, — отвергаю, удивляя практичного немца, я. — И цветок, хоть один, наши девушки это ценят.

Он что думает, я поведусь на золотую цацку?

— Ире подари лучше, — подумав, советую я.

Из-за сна и настырного Филиппа я прослушал большую часть выступлений, но не сильно был огорчён.

История с моей речью получила продолжение вечером.

— Ты что там наговорил? Китай отправляет наёмников в Афганистан? Советский Союз нападёт на ФРГ? — изумил меня испорченным телефоном Виктор Николаевич на ужине.

— Всё не так было! — откусывая черничный пирог, сообщаю я. — Я вам сейчас всё подробно расскажу, только доем.

— Я запись лучше послушаю, выпросил на вечер, — угрожает мне шеф.

Через час, когда я уже переваривал пирог, валяясь на кровати и слушая новые кассеты, ко мне зашёл руководитель делегации ещё раз.

— Ну, Штыба, ну молодец! Не ожидал такого грамотного ответа на провокацию, и ведь не готовился же! У меня аж мурашки по коже пошли! — возбужденно бухтел он, лаская моё самолюбие.

— Я же говорил вам, что переврали, — не отказываюсь от похвалы я.

— Жаль, ты молод, я бы тебе уже дал рекомендацию в партию… Впрочем! Как созреешь — обращайся! — серьёзно сказал шеф, — ты же планируешь вступать в партию?

«Ну, это вряд ли, уже через пять с небольшим лет запретят КПСС, — размышлял я. — Хотя в партию, вроде, с 18-ти можно, правда, год кандидатом, и в году этак восемьдесят восьмом, в виде исключения, за особые заслуги могу и я вступить. Но не планирую».

— Обращусь, — с серьёзным видом польщённого человека сказал я.

А что мне оставалось делать? Вопрос-то риторический в данной ситуации. Вещать о событиях девяносто первого года я не готов.

Только ушёл Виктор Николаевич, как завалилась ко мне Ира и вызвала в коридор. Хоть Мишка и пытался нам освободить комнату, но Ира гневно отвергла его предложение остаться, пока они часик с Толяном-старшим погуляют.

— Чер-те чё у вас, мужиков, на уме! Они что решили, что я к тебе пришла для… гм? Я не об этом, ты скажи, чего тебе там мой Ромео сегодня говорил? Пришёл весь загадочный, с букетом роз, где нашёл их только, и подарил мне ещё ручку золотую.

— Паркер? — спросил я.

— Не знаю, что-то там написано, я не поняла. Ручка — это рука и сердце. Вернее ручка — это рука, а розы — это сердце? — фантазировала Ирка.

— Ира, а ты хотела бы с ним ребёнка завести? — отмахнулся от её бредовых идей я.

— Что! Мальчишка! Я к нему как к взрослому, — взъярилась моментально Ирина, показав, что жизнь у её мужа, будущего подкаблучника, будет тяжёлой.

— Если что, скажешь своим, что залетела, а то хрен тебе, а не Германия. У него деды на фронте погибли и воевали они не за советскую армию, как ты понимаешь. Возможно, и твои предки не в восторге будут от такого жениха.

— Дед-то уж точно, — моментально забыла свои претензии Ира, задумавшись, и добавила откровенно: — Да, надо переспать! Ты молодец, Толя! Кстати, про тебя эта мормышка немецкая спрашивала. Пользуйся, если захочешь, она в тебя втюрилась.

— Марта? — обрадовался я.

— Ирма! Марту он захотел, — засмеялась Ирина. — У той ухажёров десятка два, она на тебя и не смотрит.

— Да ну тебя к чёрту, я тебе собака что ли на кости бросаться? — возмутился я. — Да и страшная она.

— Молодая она ещё, я в её возрасте тоже была некрасивая, угловатая, а прошло три года и вот смотри, — Ирка крутанулась вокруг себя, показав чуть полноватые, но ровные и красивые ноги из под взметнувшейся юбки.

— А сколько ей? — теряя интерес, тем не менее, спросил я.

— Шестнадцать, как и тебе, зато папа — большой начальник.

Ирка ушла, а я, подумав ещё с полминуты, решил, что советские люди за связи не продаются, а я — тем более.

Надо держаться начеку, чуть не подставили меня сегодня, вышел бы вон Мишка вместо меня, хрен бы смог пояснить политику партии. И стоит учесть, что ведётся запись, думаю, кто надо будет потом анализировать.

Глава 28

В среду после обеда нас вывезли на концерт, симфонический! Тягомотина, как по мне, лучше бы по городу погулять. У начальства другое мнение, и раз мероприятие запланировано, то проведут.

Едем на автобусе, меня шеф зазвал на первое сиденье рядом с собой и пытает за вчерашнее моё выступление. Могу ли я его ещё раз повторить, но уже перед всеми на заключительном собрании?

— Надо только подкорректировать кое-что. Ты не против, если вместо концерта мы обсудим это, а я потом через Москву согласую? — предложил он.

Не против ли я? Да с превеликим удовольствием! Сидим в буфете, я пью чай из чайника, а Виктор Николаевич — кофе. Чай дешевле, его поллитра, да ещё и воды подлить можно, как выпьешь, в заварку. Что я и сделал, кстати. Шеф потратился на кофе, оно и дороже, и было его там с гулькин нос. И он ограничился всего двумя кружками, растянув их на весь разговор.

— Про биографию Амина надо вычеркнуть, а то получается, мы столько лет под боком сталиниста с фашистскими взглядами терпели? — сверившись с записями в блокноте, говорит шеф. — А вот то, что он сворачивал правительственные программы и контактировал с Пакистаном, оставим. И добавим, что закрывал совместные школы для мальчиков и девочек. Кстати, это одна из причин мятежа в Герате, тебе надо и его упомянуть, ведь не подави мы его, могли бы иметь сейчас под боком очаг войны.

… Совсем ничего не сказал про Иран и так называемую шиитскую восьмёрку, я тебе тут составил пару фраз, чтобы ты не плавал и ничего от себя не выдумывал…

… «Движения исламского сопротивления моджахедов-шиитов» достаточно для примера со стороны шиитов, а «Пешаварской семёрки» — со стороны суннитов…

… Из партий и разных группировок выделим «Наср» и «Хасбе Алла». Там этих организаций десятки сейчас, если не сотни, все щиплют потихоньку деньги от спонсоров. Воюем там с половиной мира, — вздохнул Виктор Николаевич.

Мы так увлеклись, что пропустили антракт, просидев часа три — почти всё мероприятие, но набросали основные тезисы речи.

— Ты учи пока, а