Шрифт:
Закладка:
Джамиля была помилована благодаря активным действиям адвоката Жизель Халими, Симоны де Бовуар и Франсуазы Саган. Замученная алжирская девушка станет сюжетом рисунка Пабло Пикассо и полотна Роберто Матта, названного «Пытка Джамили».
Франсуаза Саган доказала, что чувствует себя обязанной откликаться на важнейшие общественные явления. Вот что, вероятно, навело на мысль Филиппа Грэнбака из журнала «Экспресс» поручить ей написать репортаж о событиях на Кубе. В июле 1959 года, до того как приехать в Экмовиль, романистка совершила путешествие в качестве журналистки. Ее сопровождал брат, Жак Куарез, который только что потерял свою двадцатисемилетнюю жену — таков был трагический эпилог ее длительной депрессии. У них остался ребенок, годовалая девочка. На Кубу Жак Куарез послан в качестве фотокорреспондента.
Кубинцы с радостью встретили знаменитую французскую романистку. В субботу, 24 июля, у трапа самолета ее приветствовали, как главу государства, военным маршем («Революционный марш Движения 26 июля»). Брат и сестра сели в «кадиллак» и направились к гостинице «Ривьера», настоящему разрушенному дворцу в центре Гаваны. Франсуаза Саган, как и другие 50 собратьев по перу из Китая, Германии, Англии, США, присутствовала на праздновании годовщины создания Фиделем Кастро Движения 26 июля. Семь лет тому назад он принял командование армией, состоящей из восьмидесяти человек, и повел ее на штурм казарм в Сантьяго-де-Куба. Сегодня он пригласил кубинский народ отпраздновать знаменательное событие на месте бывшего партизанского подполья в Сьерра-Маэстра. Оно находится в тысяче километров от столицы. Все журналисты, в том числе Франсуаза Саган и ее брат, направились туда на поезде, перевозящем сахарный тростник. Он двигался крайне медленно, со скоростью 10 километров в час. Они прибыли на место назначения в 5 часов пополудни, уставшие, обессиленные и голодные. Некоторые даже потеряли сознание под лучами знойного солнца, проникающего через оконные решетки поезда. Они присутствовали на церемонии. Толпа скандировала: «Cuba si; Yankee по!» Наконец появился Фидель Кастро. «Он большой, сильный, улыбающийся, усталый, — заметила Франсуаза Саган. — Благодаря телекамере одного любезного фотографа я могла рассмотреть его поближе. Он произвел впечатление очень доброго и очень усталого человека. Толпа выкрикивала его имя: «Фидель!» Он смотрел на собравшихся с беспокойством и нежностью». На площади писательницу больше интересовал народ, нежели его лидер. По возвращении во Францию она написала большую статью «На Кубе не все так просто», опубликованную в двух номерах журнала «Экспресс» — от 4 и 12 августа 1960 года. «Создается впечатление, что на Кубе все хорошо, — писала она. — Есть только несколько «но». Фидель Кастро пообещал выдвинуть свою кандидатуру на выборы через год после взятия власти, но он этого не сделал. Профсоюзные лидеры были заменены людьми Кастро, газеты конфискованы, нет больше свободы прессы, и результаты самые неутешительные». В тот момент на Кубе у Франсуазы Саган не было случая быть представленной кубинскому премьер-министру, который после трехчасовой речи тотчас улетел на вертолете. Он казался усталым, на грани нервного срыва. «Я тоже была совершенно на исходе сил, — призналась романистка. — За последнюю неделю я в течение 110 часов находилась в путешествии — в поезде, машине, самолете. Сейчас я на целый месяц поеду отдыхать в Нормандию».
В начале 60-х годов, как и большинство французов, Саган обеспокоена судьбой Алжира. С 16 сентября 1959 года и после шестилетней войны ситуация резко изменилась. Генерал де Голль сообщил по телевидению, что возникает «необходимость объявить сегодня о самоопределений», с тем чтобы народ Алжира самостоятельно решал свою судьбу. По мнению президента, имеются три возможности: «полное отделение», «офранцуживание» и «независимый союз». Французы, живущие в Алжире, удивлены и возмущены. В марте 1960 года де Голль совершил поездку в Алжир, где заявил, что Франция останется в этой стране. Но переговоры, проводимые с Фронтом национального освобождения в Мелуне, не дали положительных результатов: Франция требовала прекращения боевых действий, а Фронт отстаивал свое право на самоопределение. Кроме того, сеть помощи Фронту, Жансон, была раскрыта. С апреля благодаря этой помощи удалось опубликовать и распространить антивоенные произведения: «Дезертир» Рене Морьена и «Отказ» Мориса Машино. Фронт направил свою деятельность на представителей интеллигенции, убежденных, что их идеи будут поддержаны. Их надежды не были обмануты — образовалась группа, которая составила и подписала «Декларацию о протесте против войны в Алжире». Сначала она появилась за границей в «Темпо пресенте», затем в «Нойе Рунд-шау» и, наконец, во Франции в четвертом номере журнала «Верите-либерте» за сентябрь — октябрь, который будет тотчас конфискован, а его директор обвинен в провокации военных к непослушанию. Октябрьский номер журнала «Там модерн» выходит с двумя чистыми листами, первоначально предназначавшимися для «Декларации», но издатель отказался ее публиковать. Под этим антимилитаристским документом, более известным под названием «Манифест 121-го», поставили свои подписи Жан-Поль Сартр, Андре Бретон, Ален Роб-Грийе и Морис Бланшо, автор окончательного варианта. За ними последовали двести человек, желавших поставить свою подпись, которые сразу же попадали в поле зрения правительства Мишеля Дебре. Флоранс Мальро вызвала гнев своего отца, подписав этот манифест. Андре Мальро, который в то время был одним из министров де Голля, получил суровые нарекания в свой адрес со стороны премьер-министра.
Людей, которые подписали «Декларацию», постоянно преследуют. Но, несмотря на нависшую опасность, 22 сентября 1960 года под этим письмом появляются новые подписи: это аниматоры Сине и Тим, деятели кино Жак Дони-оль-Валькроз, Пьер Каст и Франсуа Трюффо, писатели Франсуаза д’Обон, Бернар Франк и Франсуаза Саган. Именно Морис Надо, корреспондент журнала «Экспресс» и одновременно директор-распространитель издательского дома «Жюльяр», поручил своей сотруднице Моник Майо уговорить Франсуазу Саган подписать «Декларацию». «Я поехала к ней в Экмовиль, — вспоминает Моник. — Было около часа дня, когда я прибыла в усадьбу. Мы выпили шампанского в небольшой гостиной с серебряными гобеленами. Вокруг нашего столика прогуливался ослик. Франсуаза сразу же согласилась подписаться под «Манифестом», несмотря на уговоры Рене Жюльяра, который советовал ей в это не вмешиваться». В это время Франция была разделена на два лагеря: правые партии выступали за то, чтобы Алжир принадлежал Франции,