Шрифт:
Закладка:
- Он не задумывается о ценности своих работ?
- Ценность у них с пятью нулями. Он умеет торговать и знает себе цену. Не здесь, конечно. А я вот здесь, и работаю с красками.
Роберт колебался, но все же достал телефон. Что можно увидеть на экранчике смартфона? Он показал две картины, когда-то подарившие ему значки лауреата, один в Берлине, другой в Дрездене. Какие-то маки, люди в тумане, склон горы сквозь изломанные ветви бука, так что хотелось концентрироваться не на горе, а на чудной геометрии веток.
...От вина мягко кружилась голова, и разговор все больше походил на сон. Роберт словно дарил чувство покоя. Человек, много переживший, он источал вокруг себя ореол какой-то уверенной силы, и я доверял ему.
- Как они узнали, где вас ждать?
- Я всегда там обедаю, - обедал, - они знают время и все рассчитали.
- Так они не отстанут, сюда могут прийти.
Роберт задумался.
- Знаешь, - можно на "ты"? - Прости, так мысль быстрее приходит. Завтра я должен уехать, мне бы одну ночь продержаться, вероятность спастись увеличивается. - Роберт немного помолчал, - Нет, ты не думай, у меня есть, куда сегодня деться, надеюсь, сюда не доберутся. Посидим часик, чтобы случайно не попасться, и по сторонам. Ну расскажи о себе, раз судьба так чудно свела.
Я многого уже не помнил, и задай сам себе вопрос, представил бы лишь пустоту в голове, а тут с легкостью восстанавливал забытые образы, желания, страсти. Прошедшие события сами текли из темных недр памяти. Рассказал про Италию, про "заброшенный ныне" отель, где умер Дягилев, про поразившую очередной раз Венецию, Неаполь, Милан, Рим, как везде прекрасно и нигде я не нашел вдохновения. Роберт оказался лучшим слушателем из всех, кого я знал. Не перебивал, к месту дополнял, сам рассказывал.
Он много знал, и даже сам писал заметки в самиздатовские журналы. Перешли на режиссера.
- Того самого знаменитого Ламбрусова? Так я на все его фильмы ходил. Нет, не все. Дома с женой пересматривали. Такой человек, и режиссер, и все с большой буквы. Ну почему? Почему здесь не везет талантам? А? В Америке бы миллионером стал, домик в Нью Джерси, хотя к черту Америку, - хоть во Франции, хоть в Польше, - в центре Варшавы, у Церкви Креста, где сердце Шопена, прям там, квартиру пятикомнатную имел бы, с видом на церковь.
- Не знаю, он, кажется, больше о фильмах думает, чем о деньгах.
- Думать и говорить, что думает - разные вещи, деньги никому не помешают. Впрочем, здесь и сейчас не та ситуация, чтобы на что-то рассчитывать. Слышал, он в Европу собирается.
- Не знаю насчет Европы, но здесь ему некомфортно.
- Да, конечно, вдохновение без трудностей никуда, но если невмоготу дышать, то ничего не попишешь, придется только о дыхании думать. Мрак существующего настолько непроходим, что кажется обаятельным и даже притягивает. Но не крась бездну черным, сам запомни и друзьям-репортерам своим скажи. Подробности куда страшней, они скорее отпугнут стоящего у края, а то некоторые любят по черному льду на коньках кататься. - Последние слова Роберт проговорил вполоборота, глядя в окно. А, вот и, - и Роберт замахал в окошечко над столом, там прошли женские ножки, - а вот и Маша наша. Знает, где меня найти. Теперь веселее будет.
В зал спустилась знакомая девушка с большими глазами. Она улыбалась.
- Что будешь? - весело спросил Роберт.
- Коньяк Старшина, от него голову не ведет, - со смехом ответила Маша. - А вы смешно катились, - обратилась она ко мне, - это теперь смешно, а тогда страшно было. Я же их сразу узнала, один со мной остался, молчать приказал.
Она так нежно на меня смотрела, что вновь, как и в первый раз, у меня закружилась голова, ни одна девушка не дарила мне таких взглядов. Она прекрасна, - подумал я, представляя, как все могло бы повернуться, и фантазия репортера враз нарисовала удивительные совпадения и встречи, от которых не уйти влюбленным...
- Выпьем за творчество! - предложил Роберт, и трое мы подняли бокалы и рюмки. - Мария ведь тоже пишет, только не тексты, а музыку, атональные перформансы организует
- Что это?
- Диссонирующая а капелла, она же специалист по хороведению. Жанровая типология современности имеет ряд неточностей и лакун, которые неподвластны людям, избегающим в своем творчестве смелости и не идущим на риск быть неправильно понятыми. - Роберт явно шутил, и я подумал, что связь между ними далеко не дружеская. - Мария, несмотря на ее незабываемые глаза, в которых, как я посмотрю, вы тонете, - не переживайте, я не ревную, - и Роберт лихо подмигнул мне, - она в конфронтации с официальной точкой зрения. Академическая традиция, как мы с вами знаем, не приветствует индивидуализацию жанрового профиля и любое отклонение считает незначительной погрешностью. Академическая школа вообще и в принципе не приемлет нового, поскольку новое гибельно для любого академизма. Книжники и фарисеи, они предпочитают молчать, когда как раз им бы кричать, протестовать, искать пути выхода, - нервно разгонялся Роберт. - Тотальные конформисты, они предпочитают моральную смерть любой борьбе. Делают вид, что достаточно кислой мины и осторожного комментария "для друзей", но когда дует ветер, прекрасно осведомлены, где укрыться, - торопятся, обгоняют друг друга, и переполненные самоцензурой обличают себя и клянут. Поверь мне, случайный друг, если хорошо мешать и залить в подготовленную форму, раствор становится одним целым, решетка арматуры и случайно занесенный с реки песок. Да что там говорить, раз ты не знаешь, - все, почти все, кто еще не уехал, уже не раз расписывался в таких бумагах, о которых не хотят говорить. К сожалению, я знаю больше, чем мне следовало бы знать, и у меня с ними нет ничего общего. Уважение к заслугам? Какое там уважение, когда страничка с годовыми оценками в дневнике грубо подделана?
- Где же показывают эти перформансы?
- Тут недалеко площадка, артхаусный клуб, без рекламы, для своих, - и Роберт грустно улыбнулся, - такое время, быстро вычислят. Но тебя пригласим, может, и для нас что-нибудь напишешь.
- Сейчас большая очередь на постановки, - сказала Маша, мне показалось, что
