этом нет необходимости.

— Это не моя прихоть, а моя работа. За этим Рэйф и таскал меня с собой, чтобы в итоге я оценила стоимость всего груза и нашла бы контакты…

— Мисс Бонавиль, — перебил меня мужчина, — это просьба мистера Адлера.

Единственной фразой юрист загнал меня в тупик.

— Не поняла, — позволив раздражительным ноткам прорезать голос, я непроизвольно отстранилась. — Он предлагает мне десять процентов за работу вне зависимости от оценки?

Бронкс только открыл рот, чтобы сказать что-то, но удержал слово и подавленно вздохнул.

— Нет, мисс Бонавиль. Мой клиент предлагает вам процент от найденного сокровища, а не работу.

Что? Что, простите?

Может, мне действительно послышалось? Если это не самый остроумный и гениальный способ дать отворот-поворот, то миллион евро тому, кто придумает еще более унизительный вариант остаться у разбитого корыта. У меня даже слов не хватило, чтобы нагрубить или возмутиться, я тупо смотрела в одну точку. Он меня не бросил… он от меня откупился!

— Здесь вы найдете оригинал и копии договора, прямой рейс до Парижа бизнес-классом, деньги на карманные расходы во время дороги и документы для прохождения таможни.

На кровать опустилась та самая папка, а вместе с ней небольшая сумка, в которой обычно носят ноутбук или планшет.

— Я приду к вам вечером, мисс Бонавиль, чтобы забрать бумаги. Это щедрое предложение, прошу, подумайте хорошо.

Проигнорировав все вышесказанное и с откровенным нетерпением ожидая, когда юрист покинет палату, я не сводила испуганного взгляда с вещей у своих ног. Словно там находились не бумаги, а опасные змеи, хотя жалили они ничуть не слабее.

Негнущимися пальцами я подтянула ближе папку, открыла ее и бегло пробежалась взглядом по распечатанным страницам договора, в котором расписывались права и обязанности сторон. Я держалась как могла, из последних сил запинывала рвущуюся на волю ярость, пока не увидела подпись Рэйфа.

Папка со свистом полетела прочь, ударившись в стену, разметав документы по полу. Мне все еще казалось, что это шутка или дурной сон, но когда я полезла в сумку и в действительности обнаружила деньги, документы и билет AirFrance бизнес-класса, у меня едва хватило сдержанности, чтобы не разорвать все в мелкие клочки.

Мало того, что я жизнь тебе спасла, встала на твою сторону и предала, вонзила нож в спину Дрейков, ты меня в прямом смысле посылаешь на хрен! Посылаешь куда подальше.

Подозревала я, конечно, что будет сложно после столь незабываемого приключения вернуться к нормальной жизни. Но я никак не рассчитывала начать со столь болезненного пробуждения.

Уязвленная гордость не позволила ждать до вечера, я собралась настолько быстро, насколько позволяло здоровье, забрала деньги и документы и ушла. Больница не отличалась масштабами, поэтому на выходе меня перехватил доктор и уговаривал остаться, однако я уж лучше помру от гордости, чем еще раз увижу этого юриста.

Дорога домой оказалась, конечно, еще тем приключением, но был в ней какой-то шарм, грустная убаюкивающая тоска. Времени хватило вдоволь, чтобы провариться в угнетающих мыслях. Люди странно посматривали на меня, сидящую с бокалом шампанского в солнцезащитных очках — лучше так, чем кто-то увидит мои слезы. Это еще более унизительно.

Легкий игристый напиток помог расслабиться, истерзанному телу требовался отдых, и практически весь перелет я проспала. Странно, наверное, лететь с другого конца света без багажа, я себя чувствовала довольно неуютно без маленького чемоданчика, всего лишь с сумкой из-под ноутбука. В аэропорту я все же опасалась, что возникнут проблемы, но таможенник с теплой улыбкой произнес «добро пожаловать в Париж», и вот, я стояла посреди огромного терминала поздно вечером.

Сотни людей под высокими сводами, объявления о прилетах и вылетах, на табло номера рейсов сменялись один за другим. В сумке лежала моя порванная одежда, и ничто во мне не выдавало событий минувших дней. За исключением синяков и заштопанного лба, наверное. Теперь сказывается, не солнцезащитные очки были причиной подозрительных взглядов.

Я дома…

Что ж, если без долгих разглагольствований, то вернуться к привычному ритму жизни оказалось неожиданно просто. Меня уже ждало несколько частных клиентов, а также у музейного фонда созревала идея по открытию временной выставки в музее Орсе с работами Сецессиона — немецкого союза независимых художников, отвергавших доктрину академизма. Уклон, разумеется, на импрессионистов, таких как Макс Либерман — задача не из простых, но почему бы и не принять участие в столь любопытном проекте?

Моя коллега — та самая, которой удалось затащить меня в Непал в базовый лагерь Эвереста, храни ее бог — активно привлекала меня к этому проекту, что помогало отвлечься. Но не в те моменты, когда в ней просыпалось любопытство и она закидывала меня вопросами об отпуске. Вопросы были вполне ожидаемы, потому что я выглядела так, словно не отдыхала на солнечном пляже, а меня пытались убить. Я постоянно рассказывала ей правду, а она смеялась.

— Ой, да ладно, просто скажи, что с лошади упала или навернулась с лестницы, — ухмылялась Аннет.

— Ну, с лошади я тоже падала.

Пошутили и хватит, я и так каждый вечер боролась с желанием напиться — в моем случае опрокинуть пару бокалов и свернуться комочком под одеялом. А на следующий день, вернувшись в свой кабинет, обнаружила там Аннет, чьи широко распахнутые зеленые глаза грозились и вовсе вылететь из орбит не то от удивления, не то от ужаса.

— Так ты что, не врала?

Она продемонстрировала статью, открытую на смартфоне, и мне хватило одного взгляда на заголовок, чтобы скривиться и испортить настроение на день.

— Ты специально что ли рыскала в интернете? — Не скрывая досады, я обошла подругу и скинула сумку на подоконник, открывая жалюзи.

— Если бы. У нас начальство все на ушах стоит — обнаружено величайшее пиратское сокровище каким-то бизнесменом, и он готов часть пожертвовать музеям. Британский музей уже мчится туда на всех парах, и…

— Ты сказала нашим, что я к этому причастна? — С куда большим раздражением, чем следовало, спросила я.

Аннет выглядела расстроенной.

— Нет, конечно. Но если это действительно так, то музейный фонд Франции мог бы получить немалую долю.

— Проект с выставкой импрессионистов уже не актуален, да?

— Да кому нужны будут импрессионисты на фоне… такого?

— Прости, Аннет, но я не могу возвращаться к этой истории. Я предлагала ему сотрудничество после всего… этого, а потом заявился его юрист и сказал, что «мистер Адлер все сделает сам и в моих услугах не нуждается».

Злость во мне вспыхнула со столь неожиданной силой, что последние слова вышли жалкой пародией. Не хотелось разочаровывать Аннет, да и упускать возможность