правильно и что подсказывало сердце. Прости, Елена, прости… в коем-то веке я, наконец, выбрала не Дрейков, а себя.

— 15 — Возвращение домой

Комментарий к — 15 — Возвращение домой

Ну что ж, начинаем раздачу горячих пирожков:D

Пробуждения в больнице. Люблю это — просыпаешься с дикой головной болью, дезориентированный, окруженный белыми стенами и запахом стерильности. Ничего не можешь вспомнить первые мгновения, копаешься в памяти, как в старом бабулином комоде. Одни яркие пятна, все смешалось в тугой глубок.

Радовало, конечно, что очнулась не на дне морском. Могла и вовсе не очнуться. Ноги и руки целы, как минимум гипса не наблюдала в отличие от бинтов и пластырей. Тело будто поле боя.

Рядом с катетером висела кнопка вызова медперсонала. Из пейзажа за окном я могла лишь понять, что сейчас день или утро, поэтому не мешало воззвать к проводнику в реальный мир. Полагала, будет пара минут, чтобы подумать над интересующими меня вопросами, но дверь палаты открылась слишком быстро. Они что ли у прохода дежурили?

— Вижу, вы очнулись.

О, да? Думаю, выражение моего лица выглядело не менее глупо, чем проскочивший в мыслях вопрос. Но язвить мужчине, доктору, судя по — не знаю, мудрости в его взгляде? — не лучшая затея. Судя по его этническому происхождению, я все еще пребывала, наиболее вероятно, в Африке. Перелет на самолете я бы запомнила. А по оборудованию палаты — вряд ли на Мадагаскаре.

— А-а… где я?

Что-то в его словах или даже говоре казалось странным.

— Вы в больнице афан де Сен-Дени, Реюньон.

— Реюньон, — эхом отозвалась я.

Это же остров в семистах километрах от Мадагаскара, и не абы какой. Мать честная, я во Франции! И врач говорил на французском языке, вот этого я точно не ожидала.

— Да, мадмуазель Бон. Скажите, как вы себя чувствуете?

— А-а… — вряд ли это можно счесть за достойный ответ. — Не знаю… голова кружится, я… как я здесь оказалась? И кто… и я… я одна здесь?

Врач смотрел на меня, как на глупого ребенка, не меньше, наградил снисходительной улыбкой.

— Мадмуазель Бон, вы прибыли к нам шесть дней назад с сотрясением головного мозга и множественными ушибами, ссадинами и ожогами первой и второй степени.

— Шесть дней?

— Нас просили уведомить вашего юриста, когда вы придете в себя, — проигнорировав вопрос, сказал врач, а затем осторожно уточнил: — Мне следует позвонить вашему… юристу?

Я бы соображала быстрее, не будь всех этих завуалированных намеков на то, а не пытали ли меня, не требуется ли мне помощь посольства, чтобы сбежать из рук торговцев людьми?! Да, хотелось бы.

— Да, позвоните. Буду благодарна.

Надеюсь, голос прозвучал достаточно уверенно, чтобы избавить врача от подозрений, а меня — от ненужных вопросов. Мужчина оставил меня довольно быстро, и когда он выходил, я заметила человека напротив моей палаты. Меня сторожили, теперь понятно, откуда взялась такая нервозность и тайные знаки.

Шесть дней. Неслабо меня жизнь потрепала, если я лежала в отключке шесть дней, даже самое тяжелое похмелье не отправляло в нокаут на столь длинный строк. Хотя позабавило другое: скорость реакции врача меркла на фоне того, как быстро ко мне явился юрист. В прямом смысле слова — юрист. То есть мужик настолько промаринованный тонкостями большой буквой закона, что даже в рубашке-поло он уже выглядел так, словно мог отсудить у вас все имущество.

— Добрый день, мисс Бонавиль. Меня зовут Уолтер Бронкс, я здесь от лица мистера Адлера представляю его интересы.

А я думала, при виде врача у меня челюсть упала. Тут она, кажется, грозилась пробить пол.

— Окей… — несколько растерянно произнесла я, беря в расчет как минимум тот факт, что юрист знал мое настоящее имя. — А-а… где Рэйф?.. Мистер Адлер. Рэйф. Боже. Как он? Он хоть жив?

— Разумеется, мистер Адлер в полном порядке. В отличие от вас. Пришлось приложить немало усилий, чтобы оказать вам достойную помощь.

Мне показалось, или это была претензия? Юрист говорил так быстро и искрометно, что мой мозг не успевал за его словами. Но вот что странно — если Рэйф в порядке, то какой смысл отсылать ко мне представителя, если он вполне мог лично меня проведать?

— Могу я его увидеть?

— Боюсь, это невозможно.

— Почему?

— Мистер Адлер занимается согласованием вопросом приватизации культурных ценностей, которые вы обнаружили близ Мадагаскара. Я рекомендовал ему не поднимать смуту, но он почему-то решил пойти сложным путем.

Поиск сокровищ, разумеется, вполне ожидаемо, что его голова не остыла и он бросился обратно за приключениями. И я бы вовсе пропустила мимо столь очевидную новость, если бы не «почему-то решил пойти сложным путем», которое юрист произнес с нескрываемой токсичностью.

— Это что, камень в мой огород только что был?

Ну давай, мужик, я тоже умею кусаться. И слащаво-снисходительную улыбку тоже могу стереть с твоих губ.

— Не поймите меня неправильно, мисс Бонавиль, это моя работа — защищать интересы мистера Адлера. Думаете, я не встречал людей, которые пытались повлиять на него?

— И многим удавалось?

— Особенно женщинам, — проигнорировал он вопрос.

— И многие его горящую задницу спасали? — не сдавалась я. — В прямом смысле горящую.

Мистер Уолтер Бронкс вновь улыбнулся, как бы говоря «сучка, ты не на того напала». В руках у него находилась тонкая папка с документами, которую я и не замечала в пылу беседы.

— Только потому, что вы помогли мистеру Адлеру избежать смерти я склонен хоть немного поверить его истории.

— Вы не верите своему клиенту?

— Верю, но моя работа не просто верить ему, но и защищать его интересы. Я не один год защищал его отца, и можете считать, что для меня это дело принципа.

Семейный адвокат. О да, это еще лучше. Цепные доберманы, а не просто декоративные болонки, с такими действительно стоило быть аккуратнее.

— Ну хорошо, — почесав переносицу, попыталась я выбрать дальнейшую стратегию. — Так в чем, собственно, проблема?

— Поскольку вы помогали в поисках и внесли существенный вклад в дело, он предлагает вам десять процентов от общей стоимости всех сокровищ.

Первое, что я попыталась сделать — прикинуть, сколько денег может перепасть, ведь на корабле Эвери было столько золота, что хватило бы обустроить себе дворец на персональном острове. А вторая мысль вернула меня к причине, официальной причине, по которой я ввязалась в рискованное предприятие.

— А не кажется ли вам поспешным это решение? Я обычно оцениваю стоимость товара, о котором идет речь, к тому же мы с Рэйфом обсуждали мое дальнейшее вовлечение в дело.

— В