Вдруг в дверь постучали. Я не ждала гостей, потому удивилась, вытерла руки и пошла открывать. Едва я достигла двери, как стук повторился, но стал настойчивее и нетерпеливее. Смутившись, я насторожилась и, стараясь не касаться занавески, посмотрела в окно.

На пороге в мой дом стояли несколько силуэтов, разглядеть лица которых я не смогла. Вдруг один из них заметил меня и рванул к двери. Я сделала то же самое и, заперев вход на железный засов, опередила незнакомца.

В дверь стучали снова и снова — казалось, она скоро слетит с петель. На всякий случай я подпёрла её тяжёлым сундуком, в котором мы хранили припасы. Вооружившись чугунной сковородой, я ждала прорыва в жилище и готовилась защищать дом. Однако неуверенный стук повторился ещё пару раз и стих.

Я снова выглянула в окно. На крыльце сидел лишь один силуэт, который лукаво посмотрел прямо на меня. Мне показалось, что я на мгновенье смогла разглядеть глаза сливового цвета. Незнакомец усмехнулся и растворился в воздухе.

— Вы лучшие менталисты столицы и не в состоянии прочесть воспоминания первокурсницы? — прокричал знакомый голос.

— Нет, Господин Арон, — прозвучал спокойный, холодный ответ. — Проблема в другом.

— В чём же?! — рассерженно спросил ректор.

— У неё нет воспоминаний.

Я чувствовала в себе силы открыть глаза и даже сесть на кровати, но теперь испугалась это делать. Успокаивая сердцебиение, я дышала глубоко и ровно, притворяясь спящей.

— Господин Хил, вы можете как-то объяснить отсутствие воспоминаний у адептки?

— Вполне вероятно, ректор, что вследствие удара головой девушка потеряла память. Как только она очнётся, мы сможем это проверить.

— И когда она очнётся? — с нажимом проговорил Господин Арон.

— Все показатели уже пришли в норму. Я думаю, в течение суток.

— Хорошо, — протянул ректор. — Подождём.

Я почувствовала на себе тяжёлый изучающий взгляд, скользящий по моему лицу. В такие моменты самое сложное не рассмеяться, однако в моём случае — труднее не зарыдать. Очевидно, что пробуждение повлечёт за собой множество вопросов, ответы на которые я дать не смогу.

Больше разговоры в моём присутствии не велись, мне показалось, что все находившиеся в палате люди вышли. Облегчённо вздохнув, я снова провалилась в сон — на этот раз я ничего не видела.

Просыпаясь с первыми лучами солнца, я захотела потянуться, улыбнуться новому дню и, умывшись холодной водой, рвануть в столовую. Однако, открыв глаза и увидев нависающую надо мной фигуру ректора, я резко дёрнулась, еле сдерживая крик, а в моих глазах отразился ужас.

— К-кто вы? — заикаясь, спросила я и принялась судорожно оглядываться по сторонам, поддерживая легенду о потери памяти.

Господин Арон, прищурившись, выжидающе посмотрел на меня, после спокойно отстранился и представился. Он рассказал, что сегодня суббота, четвёртое октября, а я адептка первого курса и специализируюсь на воздушной стихии. Будто пересказывая статью из учебника истории, ректор поведал мне то, что я и так прекрасно знала.

Мужчина в красках описал, как я опоздала на вступительный экзамен и была зачислена только потому, что ручной митик показал тридцать капель. Затем Арон напомнил, как спустя месяц я пришла на дополнительную проверку стационарным артефактом, где простейшее заклинание левитации превратилось в разрушительный смерч. Наконец, ректор удивлённо отметил, что я легко разгромила огромную аудиторию, защищённую от стихийного воздействия лучшими магистрами страны — ой, а этого я уже не знала.

К сожалению Господина Арона и к моему счастью, митик не уцелел. Более того, некогда богатая на артефакты Академия два года назад разослала все стационарные митики в новые Высшие школы в качестве благотворительности. Так и получилось, что в СиЛ остался всего один рабочий артефакт, который теперь можно списывать в утиль.

Я слушала ректора и с каждым новым фактом расширяла от удивления глаза всё больше и больше. Однако, когда Господин Арон вынес мне приговор, моё лицо стало выражать не просто изумление, а самый настоящий неподдельный шок.

Как выяснилось, в историю с вре́менной потерей памяти поверили все, даже сомневающийся ректор. Однако оставлять мой магический срыв без внимания глава Академии не собирался. На основании свода правил СиЛ ректору следовало бы меня исключить, ведь я поступила сюда, не умея сдерживать магию, но в понимании Господина Арона правила созданы для того, чтобы их нарушать.

Списав мой поступок на деревенское незнание, маг захотел поставить на мне эксперимент: обучить всем стихиям меньше чем за год, игнорируя стандартную подготовку, длиною в пять лет. Отныне моё расписание ждёт сильное изменение: как минимум ближайший месяц я обязана посещать индивидуальные занятия по медитации, а дальше… ректор лишь усмехнулся, а я представила, как перестану спать.

Кроме того, мою повреждённую память Господин Арон намеревался восстановить.

Пока ректор хочет сделать это естественным путём, оградив меня от потрясений и нагрузок — ага, как же! А сам назначил мне дополнительные пять часов учёбы в неделю — интересные у него методы.

Однако, если к ноябрю я не начну вспоминать события своей жизни за последние два месяца, глава Академии будет вынужден обратиться к менталистам и насильно влезть мне в голову. По-моему, ректор лукавил, говоря, что снимет мой щит только в крайнем случае, ибо я уверена, что для него этот случай уже настал: просто мужчина был не готов признаться сопливой адептке, что никто из его окружения не в состоянии прорваться в её разум.

Согласившись на все условия Господина Арона — можно подумать, у меня был выбор — я получила разрешение вернуться в общежитие воздушников и отдохнуть. Попросив назначить мне сопровождающего, ведь потеря памяти — дело серьёзное, я разыграла полное послушание и повиновение воли ректора.

Когда молчаливый адепт из лекарской группы привёл меня к башне Воздуха, я радостно побежала к себе на девятый этаж. Свидетелей ведь не было? Никто не станет проверять, помню ли я номер комнаты или нет? В любом случае мне лень разыгрывать спектакль, когда отсутствуют зрители.

Зайдя в комнату, я первым делом открыла ящик, где уже три недели без сознания лежал Око, и обнаружила треснувший посеревший кристалл, выданный мне Дорой для прохождения испытания. Чтобы это могло значить?

— Ну, наконец-то! Привет! — услышала я радостный голос Око, бессовестно ползущего по моей руке.

Глава 16

Потеряв дар речи, я широко раскрытыми глазами смотрела на семиногого паука, который, пребывал на седьмом небе от счастья. Око выглядел живее всех живых, несмотря на то что почти месяц отсутствовал. Я чувствовала безграничную