– Ну я же говорю – вечно путают... не думаю даже, что со зла... Хотя, я понимаю, вы считаете, что понятие «иностранцы» не применимо к чехам, ведь это их страна... На самом деле, вопрос об исторической принадлежности этих земель, как минимум, неоднозначен. Но после известных событий, я имею в виду Вторую мировую войну, чехи попросту вышвырнули отсюда всех дойчей. Под раздачу попал и мой двоюродный дед, хотя он был, вообще-то, австрийцем. Мой отец избежал депортации только потому, что взял фамилию своей чешской жены и скрывал свое происхождение до самой своей смерти. Как я уже сказал, о том, что на самом деле я Франц фон Шванхоф, я узнал только после крушения коммунистической власти.

– Все это очень интересно, доктор, но давайте вернемся к теме нашего интервью. Как вышло, что вы, известный ученый, уверовали в существование вампиров? Это как-то связано с вашими семейными легендами, с вашим родовым замком?

– Нет, разумеется. Я же вам говорю – единственная семейная легенда, которую я знал и в которую верил – это то, что я сын чешского пролетария. И этот замок никогда не принадлежал моей семье, он принадлежал двоюродному деду. Его сын, то есть мой двоюродный дядя, всю жизнь мечтал вернуть замок себе. Понятно, что при коммунистах об этом не могло быть и речи, но и потом, когда приняли закон о реституции, он не распространялся на депортированных. Дядя долгие годы судился из-за границы с чешским правительством... и в конце концов все-таки выиграл. Доказал незаконность депортации. И буквально через неделю умер. Ему было уже под девяносто, цель жизни была достигнута, и больше цепляться за нее было незачем. Здесь он, кстати, так за всю свою жизнь ни разу и не побывал. Ну а поскольку детей у него не было, замок унаследовал я, доселе даже не знавший ни о существовании замка, ни о существовании дяди... Кстати, я подумываю продать замок. Слишком дорого обходится содержание. Одно только электричество и отопление... Да и не такой уж он и родовой... он построен в конце XIX века под влиянием романтической моды на псевдосредневековье. Сейчас, конечно, он тоже считается памятником архитектуры, но к настоящему средневековью отношения не имеет.

– Понятно, – разочарованно произнес Мартин, понимая, что побаловать читателей мрачными старинными легендами не получится. – Ну а все-таки что заставило вас считать, что вампиры на самом деле существуют?

– Строго говоря, у меня все еще нет доказательства их существования, но я считаю его весьма вероятным. Видите ли, есть хороший признак, позволяющий отличить чистый вымысел от историй, имеющих реальную подоплеку. Его вам назовет любой полицейский. Вымышленные истории противоречат друг другу в деталях, причем чем дальше, тем больше. Возьмем, к примеру, религии с их бесконечно дробящимися течениями и сектами. Даже между четырьмя каноническими евангелиями и то хватает разногласий, я уж не говорю о каких-нибудь мормонах... А истории о вампирах, напротив, удивительно цельны и непротиворечивы. Далее, если Библия или Коран демонстрируют полнейшее невежество в отношении всего, чего не могли знать жители Ближнего Востока соответствующей эпохи, но чего, конечно, не мог бы не знать всеведущий бог – например, хотя бы существования Америки – то легенды о вампирах с удивительной точностью описывают одну и ту же клиническую картину, какую едва ли могли придумать невежественные средневековые крестьяне. И даже невежественные средневековые врачи, считавшие, что с эпидемиями можно бороться крестными ходами и колокольным звоном.

– Так вы считаете, что вампиризм – это болезнь? Я читал про эту версию. Порфирия, так?

– Нет, симптомы порфирии в тяжелой форме действительно напоминают некоторые черты, приписываемые вампирам – в частности, больным противопоказан солнечный свет, который буквально разъедает их кожу, – но порфирия – это генетическое заболевание. Она абсолютно не контагиозна.

– Не конта… что?

– Ею нельзя заразиться. Меж тем все легенды описывают вампиризм именно как инфекционное заболевание, передающееся через укус. С характерным инкубационным периодом и другими клинически правдоподобными деталями. Точнее говоря, легенды описывают два пути стать вампиром. Первый актуален для мертвых и связан с разного рода неправедной жизнью, колдовством, проклятиями и всем таким прочим; этот разнобой в причинах позволяет, согласно уже упомянутому мною критерию, отбросить как суеверную шелуху все, в чем описания расходятся, и вычленить то, в чем они едины: вампиром – при некоторых, пока не уточненных нами обстоятельствах, – становится мертвец, погребенный в земле, причем такой, тело которого находится в хорошей сохранности. Второй путь – для живых: заражение через укус.

– То есть, по-вашему, это какой-то вирус?

– Нет, вирус не способен поразить мертвый организм. Это даже и не бактерия, хотя они ведут очень активную жизнь в мертвых телах...

– Тогда что же? Вроде бы все инфекции вызываются либо вирусами, либо микробами?

– Мистер Вулф, вы знаете, что изучает микология?

– Экология?

– Микология. От греческого «микос». Это наука о грибах. Что вам о них известно?

– Главным образом то, что они бывают съедобные и несъедобные, – усмехнулся Вулф.

– Вот-вот... как, полагаю, и большинству ваших читателей. Человечество вообще очень долго недооценивало грибы... еще каких-нибудь двадцать лет назад их вообще считали растениями...

– А разве они не...

– Нет, разумеется. Грибы – не растения и не животные. Это совершенно отдельное царство. Едва ли не самое удивительное на Земле. – Облик доктора преобразился: теперь он не просто говорил – он вещал с вдохновением энтузиаста, наконец дорвавшегося до излюбленной темы. – Знаете ли вы, к примеру, какой живой организм является самым крупным на нашей планете? И заодно одним из старейших – я имею в виду именно личный возраст.

– Кит? Не знаю, правда, сколько они живут...

– Нет, не кит, и даже не секвойя, хотя по возрасту лидирует именно она. Гриб. Armillaria ostoyae, если быть точным.

– Гриб? – недоверчиво переспросил Вулф. – Вы хотите сказать, что где–то на Земле растет гриб размером больше секвойи?

– В вашей родной стране, между прочим. В штате Орегон. Но я понимаю ваше недоумение: вы привыкли считать, что гриб – это ножка и шляпка. На самом деле считать грибом только его плодовое тело – это все равно что считать яблоней отдельное яблоко. Гриб – это единый организм, состоящий из мицелия, или грибницы,