Шрифт:
Закладка:
– Да, – припомнил Вулф, – доводилось.
– Или бессмысленные надписи на стенах... особенно в вагонах метро. Думаю, подземка должна быть любимым местом вампиров, ведь туда круглые сутки не проникает свет солнца... хотя для вампиров второго типа, то есть живых, это, вероятно, менее критично.
– И что дальше? Вампиры захватят мир? – Мартин постарался произнести это без улыбки.
– Ну, не вампиры, а грибы, если быть точным. Вампиры – всего лишь носители. Но, в общем, да, они уже это делают. Причем мягко и грамотно, постепенно переформатируя общественное сознание, чтобы исключить противодействие... Вы обратили внимание, как меняется классический образ вампира? В ранних средневековых легендах он совершенно отталкивающий. Это исключительно вампир первого типа. Мертвяк, вылезающий из могилы, чтобы сосать кровь живых. Никакой, конечно, не граф и вообще не аристократ – еще бы, ведь их хоронили в каменных склепах и крепких дорогих гробах, куда мицелию не добраться. Нет, первые вампиры – это исключительно трупы крестьян, нападающие на своих односельчан – ну а на кого еще, кто там живет рядом с погостом? Затем начинается романтизация образа. Брэм Стокер со своим Дракулой – совершенно, кстати, не похожим на исторический прототип – и множество тому подобных авторов. Вампир превращается в красавца-аристократа, грозу юных прелестниц. Но в этот период – XIX – XX век – вампир пусть и романтический, но все-таки враг. Положительный герой все же должен его победить и уничтожить. Но уже в наше время формируется новый образ – вампира как положительного героя. Вампиры становятся модными, им сочувствуют, им хотят подражать...
– Так вы считаете, что авторы всех этих «Сумерек» и «Впусти меня» на самом деле сами...
– Признаюсь, мне очень хочется это проверить. Ах, – широко улыбнулся доктор, – представляю, как бы вам хотелось сделать интервью со мной в тюремной камере: «Безумный ученый убивает знаменитого автора романов о вампирах, чтобы доказать, что тот сам вампир!» Но нет, я не собираюсь проделывать подобное – и, кстати, я не думаю, что обнаружить мицелий можно только при вскрытии, а не более щадящими методами... Но главное – отрицательный результат ничего не докажет. Авторы могут быть и вполне обычными людьми. Собственно, с точки зрения интересов грибной сети это даже лучше – ведь к ним приковано внимание... Просто они улавливают конъюнктуру рынка. А вот кто и как формирует эту конъюнктуру – другой вопрос...
– И вы хотите с этим бороться? Стать современным ван Хелсингом?
– Нет, – просто ответил Шванхоф.
– Нет? – недоуменно переспросил Вулф. – Почему?
– Я же вам сказал – это симбиоз. Гриб заинтересован в том, чтобы носитель функционировал как можно дольше. Для трупов он научился вырабатывать консервант, а для живых... для живых он, видимо, синтезирует некие препараты, предотвращающие старение. Сам мицелий может жить тысячи лет, припоминаете? Легенды не врут и здесь.
– И вы хотели бы такого бессмертия?
– Ну, если учесть альтернативу... Мне, знаете ли, уже шестьдесят семь... И потом, я не думаю, что контроль гриба над мозгом является обязательным условием. Если мы изучим комплекс продуцируемых грибом реагентов и механизм взаимодействия с организмом хозяина, то, вероятно, сможем заставить мицелий продлевать жизнь, не расплачиваясь за это свободой воли... – доктор замолчал, пристально глядя на журналиста.
– Как я понимаю, – прервал затянувшуюся паузу Вулф и улыбнулся, – в этом месте по законам жанра один из нас должен оказаться вампиром. Вынужден вас разочаровать – это не я.
– Жаль, – серьезно произнес Шванхоф. – Признаться, я надеялся на это. Что лучший способ отыскать хоть кого-то из них – самому привлечь их внимание. Возможно, создать впечатление, что я им опасен своими разоблачениями, а потом предложить сотрудничество. Когда я получил вашу просьбу об интервью, то подумал, что путешествие из Америки сюда и обратно – слишком дорогое удовольствие, чтобы пускаться на это ради одной лишь статьи в журнале... но... как видно, я ошибся, – закончил он с сожалением.
– Мы можем позволить себе такие расходы, – кивнул Мартин. – Снобы ругают нас за желтизну, но читатели любят – а соответственно, и рекламодатели тоже. Публика, готовая поверить во всевозможные чудеса, – самая лакомая для них аудитория, вы понимаете, – он вновь улыбнулся.
– Но вы мне не поверили, – констатировал доктор.
– Можете не сомневаться – для читателей я представлю вашу теорию в наилучшем виде. Но тот, кто продает хомуты, не обязан сам быть лошадью, верно? Это любимая поговорка нашего главреда. Вы же сами говорите – прямых доказательств у вас нет...
– Пока нет, – Шванхоф подчеркнул первое слово.
– Что ж, спасибо за интервью и удачи вам в вашей охоте на вампиров, – Мартин поднялся из кресла.
– Я провожу вас, – доктор тоже встал, аккуратно спустив кота на пол, – покажу, как лучше выехать отсюда...
Спустя две минуты после того, как люди ушли, по полу покинутой комнаты зацокали крохотные коготки. Этот звук был почти неразличим за потрескиванием поленьев в камине, но кот, лежавший на полу, приподнял голову. Его черные ноздри шевельнулись, втягивая воздух, и шерсть на загривке поднялась дыбом. А затем он каким-то механическим движением запрыгнул на кресло и застыл неподвижно, пяля в полумрак широко открытые, как у чучела, глаза.
По тому месту, где он только что лежал, двигались мыши. Их было шестнадцать, они шли двумя ровными колоннами по восемь. Они пересекли пятно колеблющегося света на полу и снова скрылись во мраке. Некоторое время из того угла, где не так давно сработала мышеловка, слышалась какая-то возня. Затем мыши прошествовали обратно. Они по-прежнему шли двумя рядами, как солдаты в строю, но теперь их было семнадцать.
Мартин стоял на платформе синей линии подземки возле места остановки первого вагона. По Нью-Йорку он предпочитал перемещаться этим способом. Стоять на светофорах через каждую сотню ярдов – спасибо, нет. К тому же, когда ты пассажир, а не водитель, время в поездке можно потратить с большей пользой. Скажем – просмотреть черновик статьи, который он набросал еще в чешской гостинице.
Вот только сперва надо все же дождаться поезда. Стоять на платформе с планшетом в руке
