дочке, что я ушел на работу и что я люблю ее. Скоро увидимся.

На этой ноте он обернулся и пошел в сторону выхода.

Я не стала ничего отвечать. Пусть подавится своей гордостью и самоуверенностью. Гад.

Надев ботинки, этот придурок обернулся и потянулся поцеловать меня в губы, как ни в чем не бывало, будто я всё еще его жена и он может себе это позволить. На что я не растерялась и влепила ему мощную пощечину, одновременно отлетев на метр назад.

Запястье обдало жаром и болью, но я уверена, что сделала ему намного больнее. Он посмотрел на меня округлившимися от удивления глазами, прижал ладонь к месту удара и постоял так с минуту, переваривая произошедшее.

Я в свою очередь тяжело дышала и была готова ударить его по лицу кулаком, если он попробует еще что-нибудь вытворить, но, к счастью, этого делать не пришлось. Я четко дала понять, что готова драться за себя, семью и свои убеждения. В первую очередь, убеждение того, что предателей прощать нельзя.

– А ты горячая штучка, Ася. Вела бы себя так в браке, может, и не ходил бы я налево, – нагло усмехнулся Артем и следом сразу же покинул мою квартиру.

Я сразу же заперла дверь на щеколду, чтобы он вдруг не передумал и не вернулся, чтобы снова досаждать мне.

Мне было неловко рассказать об этом моменте Родиону, в то время как он сам сейчас занят собственным бракоразводным процессом, поэтому я решила придержать эту новость на потом, когда он освободится, вот только мои планы сделать всё постепенно, посоветовавшись сначала с Родионом насчет Артема, полетели в тартарары.

Вскоре курьер принес мне уведомление о том, что Артем подал на восстановление родительских прав.

Глава 25

Родион

С того дня, как я объявил Маше о разводе, в доме не утихали крики. Каждый раз, как я собирал вещи, на моей ноге висла дочка, и мне становилось ее жаль, и я решил пожить здесь до самого развода. Оставлю квартиру им, а сам куплю себе новую, куда вскоре приведу свою Асю и ее дочь Лизу.

С самого утра очередной скандал. Хоть на работе ночевать оставайся. Но я не мог так подвести дочь. Нужно ее основательно подготовить к нашей с Машей разводу, иначе та засрет ей мозги и во всем обвинит меня, настроить ее против меня.

Я встал из-за стола, понимая, что нормально позавтракать перед работой не удастся.

– Почему ты опять молчишь, Родион? Почему приходишь так поздно? Что, Ася перед тобой ноги раздвигает теперь? И дочка теперь тебе не нужна?

Снова боль в висках от Машиного крика, аж уши вянут и чуть ли не лопаются перепонки. Она всегда была лютой истеричкой, по любому поводу кричала, но чтобы так сильно, это впервые. Оно и понятно, повод-то совсем печальный. В меня полетела фарфоровая тарелка, от которой я благополучно увернулся. Тарелка вдребезги разбилась за моей стеной о голую стену. Наш скандал однозначно слышен всем соседям. А учитывая Машины вопли, они ее и знают суть нашего разногласия, я более чем в этом уверен. Благо, дочку Маша сподобилась отвести в садик. Я надеялся, что сама она не вернется до моего ухода, но она спешила как могла и застала меня на кухне.

– Хватит уже, Маш, я устал, – вздохнул я. – К чему эти скандалы? Мы с тобой уже всё выяснили. Не унижайся, ни к чему это.

– Я не дам тебе развода, Родион!

– Ты не можешь мне его не дать, – спокойно ответил ей, уворачиваясь от очередной летящей в меня тарелки. – Успокойся, Маша!

Воздух в квартире был настолько заряжен и искрил, что было ощущение, будто в любую секунду может прогреметь взрыв, словно от подожженного бензина.

– Если ты разведешься, я не позволю тебе видеть дочь! – играла с моими чувствами и давила на больное Маша.

Она знала, как я отношусь к дочери. Пусть даже не своей. Я столько лет жизни отдал, чтобы воспитать ее. Она стала мне родной. И пусть Машу я презирал за ее ужасный поступок, но ребенок был ни в чем не виноват. Я хотел сохранить наши с ней теплые отношения, а мысли о возможном расставании с ней делали меня несчастным. Любовь она такая, не обязательно связана с кровным родством.

– Да что ты? К твоему сведению, я не буду отказываться от родительских прав. Так что по закону буду иметь право видеться с ней, поняла? Не забывай, кто я и чем занимаюсь. Будь благодарна, что я не оставляю тебя без штанов и жилья после того, как ты превратила мою жизнь в ад. Испортила мои отношения с любимой и подсунула вместо этого суррогат шантажом.

Я стал давить на нее, даже не лукавя в своих словах.

– Любовь? – хмыкнула она громко. – Не смеши. Это я тебя любила всю жизнь, а не Ася! И вообще, ты что, забыл, кто мой отец?

Она вдруг продемонстрировала свой козырь в рукаве, только вот он был давным-давно протухшим.

– Да он тебя в бараний рог свернет, если я скажу ему, что у нас сейчас происходит и что ты решил бросить меня на произвол судьбы! Да он!

– Ха-ха-ха, – рассмеялся я, – твой отец, дорогая моя женушка, давно на пенсии! И все его связи – пшик. Половина умерли, остальная часть так же, как и он, на пенсии! Кого и кем ты пугать вздумала? Не смеши! Я тебя в суде размотаю, как тузик грелку! Так что давай по-хорошему! Ты воспользовалась моим положением, запугала Асю, отобрала у меня столько лет жизни и наставила рога! При этом ты хочешь мне запретить видеться с дочкой? Ты же знаешь, что в свидетельстве о рождении я записан отцом. Или ты в суде будешь говорить всем присутствующим, что ты гулящая баба и меня нужно лишить родительских прав? Не смеши. Ты и сама должна понимать, как это глупо звучит.

Я снова рассмеялся, представляя себе эту картину.

В меня сразу же полетели одна за одной керамические чашки, кружки и тарелки, а крик разъяренной жены усилился еще больше, хотя я думал, что сильнее она истерить не сможет. Одна чашка даже угодила мне по ребрам, чем заставила меня скривиться от боли. Лишь бы только кость не треснула.

А затем, спустя пять минут неистовых криков она