Шрифт:
Закладка:
И снова, сосредоточенно закусив нижнюю губу верхними клыками, протянул ко мне копье.
Ясно. Хочет стальную летучую мышку отковырнуть, а не получается. Крепко засела в мясе фигурная железка, вбитая в мою грудь пулей Сталка. Вросла в плоть, стала частью меня. Судя по теплым каплям, падающим на бедро, грудь мне ворм расковырял изрядно. Правда, без особого толку.
И тут я разозлился.
Не сразу, постепенно, волнами оно накатило. Глупо злиться, когда тебя растянули на деревяшке, словно свежеснятую волчью шкуру на просушку. Но с другой стороны, а что еще остается? Ждать смерти, боясь лишний раз пошевелиться, чтоб не растревожить раны? Вот уж хренушки!
Для начала я стиснул зубы как можно крепче. А потом пошевелил пальцами правой руки.
Тело отозвалось немедленно. Тупая, сонная боль в правой кисти проснулась, ожила и рванула разорванное мясо новым букетом острых ощущений.
Я едва снова не вырубился – но усилием воли удержал ускользающее сознание. И пошевелил пальцами снова. На этот раз – целенаправленно. Так, чтобы обхватить ими загнутый штырь.
Получилось плохо. Распухшая кисть, пробитая железом насквозь, не слушалась. Но если твое тело подводит тебя, заставь его. Ведь это – твое тело, а то, что мешает ему, всего лишь боль. На которую можно просто не обращать внимания, если ты решил идти до конца.
– Ты чего делать, Камай-нанги? – удивленно пробормотал ворм, вдруг прекратив ковыряться копьем в ране на груди и отступая на шаг. – Ты сейчас будешь возноситься в Вечное серое небо, да?
– Ага, – прохрипел я. – Зови… шамана…
И рванул правую руку.
Сырое дерево не только трудно обрабатывать. Еще в него непросто забивать тупые ржавые гвозди. Загнутый штырь я выдернул, а второй, которым было пробито предплечье, остался торчать в дереве, обагренный кровью. Я просто протащил свою руку через железо, пробившее ее… Есть! Но это не все. Теперь надо одним резким движением просто перебросить ее через перекладину. Потому что еще предстоит освободить остальные конечности и при этом не грохнуться вниз раньше времени.
Р-раз! В глазах потемнело от адской боли. Тело, онемевшее от кровопотери и долгой неподвижности, слушалось крайне плохо. Но – слушалось. Если его заставлять, напрягая не силы, которых нет, а волю, которая есть в любом живом существе, пока оно не сдалось и не похоронило себя заранее.
Два! Так, со второго раза получилось перекинуть правую руку через перекладину. Перед глазами всё плывет, но это нормально. Это значит, что я пока живой, а значит, могу и дальше бороться за свою жизнь…
Ворм стоял столбом, соображая, что делать. Вот и ладно, стой. Главное только, чтоб копьем под ребра не ткнул, а то все насмарку. Теперь левая рука…
Жутковато слышать, как с треском рвется твое собственное мясо. Повторить трюк с выдергиванием не удалось – более удачно вколоченные штыри разлохматили мне левую руку и остались торчать в дереве. Меня тут же завернуло вправо, кусок разорванного мяса, когда-то бывший моей левой кистью, хлестнул меня по бедру. Я чуть не рухнул вниз, но все-таки каким-то чудом удержался…
– Сссссууукиии, мать вввашу!!!
Руки были свободны. Теперь последнее, пока правая еще способна цепляться за крестовину…
Я рванул правую ногу, прибитую к деревянному подножию, вверх, будто кого-то коленом в пах бил – и рухнул вниз, на землю, пропитанную моей кровью…
Свободный.
И корчащийся от нереальной боли…
– Камай-нанги!
Надо мной склонился ворм с круглыми от ужаса глазами.
– Так нельзя, Камай-нанги! Твоя должна вознестись на Вечный серый небо!
– Ступай туда сам, – прохрипел я.
С наружной стороны моей правой ладони все еще торчал стальной штырь. Им я и долбанул наотмашь, метя в ухо волосатого охранника.
Послышался хруст. Надо же, попал… Иногда и мне везет.
Ворм начал заваливаться на бок и потащил за собой меня. Штырь проломил ему височную кость и застрял в черепе. Напоследок трупоед дернулся несколько раз в агонии – и выдрал железяку из моей кисти, окончательно ее изуродовав. Последнее, что я увидел перед тем, как отключиться от болевого шока, был кусочек моего мяса, болтающийся на окровавленном конце штыря, и невидящие глаза ворма, смотрящие в его Вечное серое небо.
– Я не стану есть мой хозяин!
– А я б на твоем месте сожрал, чего добру пропадать?
– Да хорош вам языками чесать! Я пульс на шее нащупал!
– Оh, my god!
– Да ну! Чо, реально?
– Точно говорю. Нитевидный, но он есть.
…Голоса плавали где-то очень далеко, словно отзвуки далекого эха в предутреннем тумане. И самое надежное в таких случаях, если, конечно, не хочешь плутать в зыбкой серой взвеси целую вечность, – это идти на единственный ориентир…
– Смотри, он вроде как глаза открывает.
– Фигею с него. На нем же живого места нет…
– Хозяин будет жить?
– Судя по его ранам – очень вряд ли.
…Голоса стали ближе. И вместе с ними пришла боль…
– Черт, он сейчас снова вырубится! Держи аптечку! Там, кажись, морфин был.
…Боль немного отпустила – но лишь немного. Ровно настолько, чтобы я смог чудом удержаться над черной пропастью беспамятства и с трудом открыть глаза…
Их было трое. Робот, тревожно вглядывавшийся мне в лицо глазами-камерами на подвижных приводах, стаббер Ион, заросший колючей щетиной, и ворм с экстремально волосатой мордой даже для трупоеда.
– Охренеть, – сказал Шерстяной. – Я бы точно сдох, если б в меня столько гвоздей навтыкали.
– Не… дождетесь… – прохрипел я.
– Ты б заткнулся, да, – хмуро сказал Ион, доставая что-то из кармана. И бросил через плечо: – Спирт есть?
– А как же, – засуетился Шерстяной, кладя на землю автомат и скидывая с плеч огромный рюкзак. – Щас найдем, была фляжка…
– Спирт есть, – сказал Колян.
В его брюхе что-то загудело. Оттуда выехал маленький лифт, в котором стояла знакомая фиговина, похожая на распиленную надвое гильзу от тридцатимиллиметровой автоматической пушки. Колян ловко подцепил импровизированный стакан гибким манипулятором и протянул Иону. Стаббер кивнул и вытряхнул в предложенную емкость содержимое автоматной гильзы, похожее на черный порошок.
– Ну, Снайпер, как говорится, долг платежом красен, – сказал он, приподнимая мою голову и поднося к моим губам стакан Коляна. – Только залпом. Если глотками – не войдет, сблюешь тут же. Давай.
Мне было уже все равно. От осторожного движения Иона боль в разлохмаченных конечностях проснулась с удвоенной силой. Сознание вновь начало заволакивать темным туманом, и обжигающая жидкость, хлынувшая мне в горло, вряд ли могла его остановить.
Однако – остановила…
Это было похоже на поток жидкой лавы, которая в считаные мгновения заполнила мое тело. Чужая, агрессивная, неимоверно жаркая субстанция бурлила сейчас внутри меня, пожирая пищевод, желудок, кишки, разливаясь по венам и артериям, сжигая кости и мышечные волокна.
– Держите его! – заорал Ион. – Он сейчас сам себя еще больше искалечит!
Действительно,