— У вас… очень щедрые друзья, мистер Лайвстоун.

— У меня нет друзей. Но Новый Бангор — большой город. В нём всё ещё встречаются люди, которые чувствуют себя чем-то мне обязанными. А я уже не так благороден, как в молодости, чтобы разубеждать их в этом. Давайте ваш бокал, Уилл, выпьем за одного из них. За Эйнарда Лоусона, владельца «Эгерии», да останется вино в его погребах таким же сладким, как ныне!

Неохотно пригубив вина, Уилл отставил бокал и больше к нему не прикасался. Судя по всему, жажды он не испытывал. Если он что-то и испытывал, то затаённое беспокойство. От Лэйда не укрылось то, что Уиллу непросто усидеть на своём месте, он поминутно ёрзал, тёр пальцы, бессмысленно ковырял ногтем скатерть, словом, делал то, что обыкновенно делают люди, ощущающие себя неуютно и томящиеся этим. Словно роскошная обстановка «Эгерии» не расслабляла его, а напротив, вызывала внутреннее напряжение.

Продержится минуты две, подумал Лэйд, цепляя вилкой очередной трюфель. Не больше.

Уилл продержался почти шесть.

— Это ведь не случайность, верно?

Лэйд с хрустом переломил пополам изящный румяный багет, обмакнул в соус и откусил кусок, после чего небрежно швырнул обломки прямо на скатерть, оставив на белоснежном батисте россыпь пятен.

— Что именно? — осведомился Лэйд, — О, разумеется, нет. В месте вроде «Эгерии» очень непросто оказаться случайно, смею заверить. Поверьте, забронировать здесь столик в субботу вечером не проще, чем добиться личной аудиенции у королевы Виктории!

Уилл мотнул головой.

— Мы с вами знакомы не так уж долго, мистер Лайвстоун, но у меня сложилось впечатление, что вы из тех людей, которые ничего не делают случайно. И то, что я слышал про вас от полковника, говорит о том же.

— Значит, полагаете, будто наш визит сюда не случаен?

— Да, мистер Лайвстоун. Полагаю, это часть нашего путешествия, путешествия, которое, по вашему мнению, должно отвратить меня от Нового Бангора. А раз так… — Уилл беспокойно оглянулся, будто ожидая увидеть спрятавшихся за мраморными колоннами чудовищ, — Где подвох?

Лэйд взял с блюда спелый инжир и сильно сдавил его пальцами. Усилие было чрезмерным — на скатерть, салфетки и тарелки прыснул свежий алый сок. И хоть движение это было беззвучным, Уилл ощутимо напрягся на своём месте.

— Вы наблюдательны, Уилл.

Тот не выглядел польщённым. Должно быть, не воспринял эту реплику как комплимент.

— Я невеликий знаток чудовищ, мистер Лайвстоун, однако, смею думать, не самый бездарный гравёр в Лондоне. Наблюдательность — часть наше й профессии. Резец не прощает ошибок и небрежности. Знаете, иной раз довольно крохотной каверны на печатном оттиске или даже попавшего в краску волоска, чтобы печатная форма непоправимо испортила сложный эстамп. Если память мне не изменяет, мы сейчас в самом начале нашего путешествия и остановились в третьем круге, том самом, что Данте отвёл чревоугодникам, обречённым заживо гнить под дождём и градом. Значит ли это, что эти хрустящие скатерти и салфетки — своего рода декорация для очередной истории?

Лэйд одним щелчком отправил раздавленный инжир в рот и некоторое время сосредоточенно жевал его, пытаясь сосредоточиться.

— Совершенно верно. Но если вы думаете, что я стану её главным действующим лицом, то ошибаетесь. Я в самом деле люблю перекусить и охотно предаюсь этому занятию при всякой удобной возможности, о чём безжалостно свидетельствует мой живот, однако я не чревоугодник.

— А есть… разница? — осторожно спросил Уилл.

— Безусловно. Скажите, Уилл, вы никогда не задумывались, отчего невинное желание набить брюхо оказалось в списке смертных грехов наравне с гневом, похоть, алчностью и лицемерием? Чем безобидные обжоры прогневали Папу Григория Первого, чтоб заслужить такую участь? Почему платой за этот роскошный пирог и это превосходное рагу, которое я сейчас съем, должны стать вечные страдания моей бессмертной души в адских котлах?

— Задумывался об этом, — признал Уилл, — Пища без молитвы не идёт на пользу, лишь разжигает страсть чрева. Забывая о том, что тело — это храм души, заботясь лишь о нём, мы забываем о потребностях души и…

Лэйд перебил его властным жестом сжатой в кулаке вилки.

— Чревоугодие — это не невинный грешок. По крайней мере, если понимать его глубинную суть. Чревоугодие — это паралич духа. Это невозможность отказаться от сладкого куска, вкус которого мы уже ощутили, несмотря на все доводы разума. Разум понимает, что этот кусок не принесёт добра едоку. Вызовет изжогу и несварение, отложится жиром на бёдрах, увеличит и без того огромный счёт… Но чревоугодник бессилен противостоять этому желанию. Его дух сломлен и подчинён. Познав радость от поглощения пищи, он становится глух, слеп и безразличен ко всему на свете. Разве это не чудовищно? Тем и страшен этот грех, Уилл. Он превращает мыслящее существо в безрассудную алчную тварь, легко готовую обменять право первородства на миску чечевичной похлёбки, а бессмертную душу — на сочный ростбиф. Я и в самом деле собирался поведать вам историю, Уилл. Но не свою, а человека по имени Эйнард Лоусон.

Уилл поморщился, наблюдая за тем, как Лэйд сплёвывает хвостик от инжира прямо на белоснежную скатерть. Поморщился, но ничего не сказал. Слишком хорошо воспитан. Что ж, подумал Лэйд, тем хуже для него. Я постараюсь сделать так, чтоб этот рассказ дошёл до твоей печёнки.

— Вы не выглядите заинтересованным, Уилл.

— Я… Возможно, потому, что мне не терпится услышать окончание другой вашей истории, мистер Лайвстоун. Конечно, я имею в виду историю клуба «Альбион» и его членов, записанную доктором Генри.

Лэйд нарочито задел дно тарелки остро заточенным ножом, удовлетворённо заметив, как поморщился от этого резкого звука его собеседник.

— Видите ли, Уилл, согласившись принять мои услуги в качестве проводника, вы согласились принять и мои условия. Эта та часть контракта Бангорского Тигра, которая обычно не выносится в начало договора, но неумолимо следует из него. Так что рассказывать я буду то, что посчитаю нужным. Ну-ну, не беспокойтесь. Ваш корабль отходит послезавтра вечером, а мы всего лишь в третьем круге. У меня будет достаточно времени, чтоб поведать вам о судьбе клуба, как и о судьбе его участников. Сейчас же обстоятельства требуют от меня поведать вам о чревоугодии.

Уилл нахмурился было, однако лицо его быстро разгладилось.

— С вами тяжело спорить, мистер Тигр.

— Именно поэтому мне приходится платить своей помощнице, мисс Прайс, по десять пенсов сверх жалования ежемесячно — за необходимость спорить со мной.

— Что ж, мои уши в вашем распоряжении. Тот Лоусон, о котором вы собираетесь рассказать, это тот же Лоусон, который является владельцем этого роскошного ресторана?

— Совершенно верно, мистер Эйнард Лоусон. Впрочем, когда мы с ним познакомились, его редко звали мистером, да и владельцем «Эгерии» он ещё не был. По правде говоря, если