люди свое собственное поведение или наблюдают за поведением других. Именно поведение других людей люди склонны приписывать характеру действующего лица, в то время как свое собственное поведение они считают почти полностью обусловленным ситуацией, в которой они оказались. Это различие во многом объясняется различиями в информации, доступной акторам и наблюдателям. Люди знают о себе гораздо больше.

Актер детально осознает историю своих собственных действий в аналогичных обстоятельствах. Оценивая причины собственного поведения, мы, скорее всего, рассмотрим свое предыдущее поведение и сосредоточимся на том, как на него повлияли различные ситуации. Таким образом, ситуационные вариации становятся основой для объяснения нашего собственного поведения. В отличие от наблюдателя, который, как правило, не имеет столь детального представления о прошлом поведении другого человека. Наблюдатель склонен сосредоточиться на том, как поведение другого человека сопоставляется с поведением других людей в аналогичных обстоятельствах.120 Это различие в типе и объеме информации, доступной акторам и наблюдателям, относится как к правительствам, так и к людям.

Личная причастность наблюдателя к наблюдаемым действиям повышает вероятность предвзятости. "Если наблюдатель также является действующим лицом, он, скорее всего, будет преувеличивать уникальность и подчеркивать диспозиционное происхождение реакций других людей на его собственные действия". Это происходит потому, что наблюдатель предполагает, что его собственные действия не провокативны, явно понятны другим участникам и хорошо разработаны, чтобы вызвать желаемую реакцию. В самом деле, наблюдатель, взаимодействующий с другим актором, видит себя детерминирующим ситуацию, на которую реагирует другой актор. Когда актор реагирует не так, как ожидалось, логично предположить, что реакция была вызвана характером актора, а не характером ситуации.

Аналитики разведки знакомы с проблемой взвешивания внутренних и внешних причин поведения в различных контекстах. Когда к власти в иностранном государстве приходит новый лидер, аналитики оценивают вероятное влияние смены руководства на политику правительства. Например, будет ли бывший министр обороны, ставший премьер-министром, продолжать настаивать на увеличении оборонного бюджета? Аналитики сопоставляют известные склонности нового премьер-министра, основанные на результатах его работы на предыдущих должностях, с требованиями ситуации, которые ограничивают доступные варианты. Если имеется относительно полная информация о ситуационных ограничениях, аналитики могут вынести точное суждение по таким вопросам. При отсутствии такой информации они склонны ошибаться, полагая, что личные предрасположенности человека будут способствовать продолжению его прошлого поведения.

Вспомните советское вторжение в Афганистан. Восприятие советской стороной собственного поведения, несомненно, сильно отличалось от американского. Теория каузальной атрибуции предполагает, что советские лидеры рассматривали вторжение как реакцию на императивы ситуации в Южной Азии того времени, такие как угроза распространения исламского национализма из Ирана и Афганистана на территорию Советского Союза. Кроме того, они восприняли бы неспособность США понять их "законные" национальные интересы как вызванную фундаментальной враждебностью США.

 

И наоборот, наблюдатели советского вторжения были бы склонны приписывать его агрессивному и экспансионистскому характеру советского режима. Неприязнь к Советскому Союзу и недостаток информации о ситуационных ограничениях, как их воспринимали сами советские люди, скорее всего, усугубили бы атрибутивную предвзятость. Кроме того, в той степени, в какой эта предвзятость проистекает из недостаточного знания ситуационных давлений и ограничений, можно ожидать, что политики, не являвшиеся экспертами по Советскому Союзу, имели более сильную предвзятость, чем аналитики, специализирующиеся на Советском Союзе. Обладая большей базой информации о ситуационных переменных, специалисты могли бы лучше учесть эти переменные.

В некоторых случаях специалисты настолько глубоко погружаются в дела страны, которую они анализируют, что начинают принимать точку зрения и предубеждения ее лидеров. Во время холодной войны существовало постоянное различие между специалистами ЦРУ по советским делам и специалистами по китайским делам, когда речь шла о китайско-советских отношениях. Например, во время пограничных столкновений в 1969 году специалисты по СССР утверждали, что китайцы ведут себя "провокационно". Эти специалисты были склонны принимать версии советского режима относительно истории и расположения границы. Специалисты по китайским делам склонялись к противоположной точке зрения - что высокомерные русские вели себя так, как часто ведут себя русские, а китайцы просто реагировали на советское высокомерие. Другими словами, аналитики исходили из той же предвзятой точки зрения, что и лидеры страны, о которой они были наиболее осведомлены. Объективный отчет о причинно-следственных связях мог бы находиться где-то между этими двумя позициями.

Египетско-израильские мирные переговоры 1978-1979 годов - еще один пример очевидной предвзятости в атрибуции причин. По словам одного из наблюдателей того времени:

Египтяне объясняют свою готовность подписать договор с Израилем врожденной склонностью к миру; израильтяне объясняют готовность египтян заключить мир тем, что экономика страны находится в состоянии подъема, а израильтяне все больше осознают военное превосходство Израиля. С другой стороны, израильтяне объясняют свое стремление к согласию тем, что предпочтение миру. Египет, однако, объясняет компромиссы Израиля в отношении, например, Синая, как результат внешнего давления, такого как позитивные стимулы и угрозы негативных санкций со стороны Соединенных Штатов. Кроме того, некоторые египтяне объясняют нежелательное поведение Израиля, такое как создание еврейских поселений на западном берегу реки Иордан, сионистским экспансионизмом. Если Израилю не следует размещать поселения на этой территории, египтяне могут объяснить такое желательное поведение внешними ограничениями, такими как осуждение поселений Западом. С другой стороны, израильтяне объясняют нежелательное поведение, например, склонность Египта в прошлом угрожать им изгнанием в море, как результат присущего Египту неприятия еврейского государства на Ближнем Востоке. Когда египтяне перестали выдвигать подобные угрозы, израильтяне объяснили это желательное поведение внешними обстоятельствами, такими как относительное военное превосходство Израиля.

 

Устойчивая тенденция приписывать причину и следствие в этом человеке - не просто следствие корыстных интересов или пропаганды противоборствующих сторон. Скорее, это вполне понятный и предсказуемый результат того, как люди обычно приписывают причинно-следственные связи при самых разных обстоятельствах.

Как правило, предвзятое атрибутирование причинно-следственных связей помогает посеять семена недоверия и непонимания между людьми и правительствами. Мы склонны иметь совершенно разные представления о причинах поведения друг друга.

 

Переоценка собственной значимости

Отдельные люди и правительства склонны переоценивать степень своего успешного влияния на поведение других людей.126 Это исключение из ранее отмеченного обобщения, согласно которому наблюдатели связывают поведение других людей с характером действующего лица. Это происходит во многом потому, что человек так хорошо знает свои собственные попытки повлиять на другого, но гораздо хуже осведомлен о других факторах, которые могли повлиять на решение другого.

 

Оценивая влияние политики США на действия другого правительства, аналитики чаще всего будут знать о действиях США и о том, чего они хотят добиться, но во многих случаях они будут менее осведомлены о внутренних процессах, политическом давлении, политических конфликтах и других факторах, влияющих на решения целевого правительства.

Возможно, это предубеждение сыграло свою роль в недавнем